— Перевернутая звезда? Та же самая, что была начерчена под матрасом на втором этаже? — Слава проявил чудеса смекалки.

— Да, звезда, — выдохнула я. — И все стояли вкруг. Меня это зрелище страшно напугало, но первые минуты я ещё не могла понять — шутка это, розыгрыш или нет… Я попятилась назад. Сразу же припомнились и курица, и козлик, и Гунт… Я решила, что на шутку это не похоже, вскрикнула и выбежала на улицу. Вслед за мной поднялся Кром, — голос дрогнул, когда я произнесла его имя. — Я требовала объяснить, что происходит, тряслась, плакала, а он лишь нехорошо улыбался. Потом он подошёл, и так спокойно гладя меня по волосам, сказал: «Ты же сама хотела умереть за меня. Гляди, я предлагаю большее — умереть вместе со мной. Не просто умереть, но освободиться». Он начал плести всяческий бред о том, что свободным может быть лишь тот, кто сам распорядится своей жизнью… А тот, кто познает истинную свободу, станет богом… — я умолкла. Это до сих пор не укладывалось в моей голове, хотя я и помнила каждое слово. — Всё сводилось к тому, что я должна сама убить себя. И они. Мы все. Ритуальное массовое самоубийство, знаешь… Я не могла поверить, что он говорит такие вещи. Я ничего не соображала… За меня сообразил инстинкт самосохранения. Когда Кром начал тянуть меня за руку к входу в подвал, я резко вырвалась и пустилась бежать, — я закрыла глаза и будто снова оказалась в том кошмаре. — Было темно, а впереди — только бесконечное поле и пустота. Он очень скоро настиг меня и схватил железной хваткой. Он так безжалостно произнёс: «Глупая девочка», что я закричала: от страха, от боли, от обиды. Он зажал мне рот рукой и поволок обратно, ворча при этом: «Ты сама же лишаешь себя свободы». Я кусала его ладонь. Я прокусила её до крови, но он лишь смеялся и не отпускал меня. Будто во сне я озиралась кругом в тщетных попытках зацепиться взглядом за что-то, что могло бы мне помочь. Но кругом была только тьма. А потом просто озарение — последний шанс… Свободной рукой, которой до того неистово царапала руку Крома, я сорвала со своей шеи подвеску, которую он подарил мне — перевернутый треугольник, помнишь?

Слава кивнул. Он слушал очень сосредоточенно, с нарастающим волнением.

— Этот треугольник… Он был довольно острый. Он спас меня. Я практически наугад со всей силы ткнула им ему в глаз. Он застонал и от болевого шока разжал руки, что дало мне возможность убежать. Я бежала, не помня себя, всё дальше, во мрак, сзади доносились проклятия и крики, но он не побежал за мной. Думаю, он вернулся, чтобы рассказать остальным. А я всё продолжала бежать… Я бежала так долго в неизвестном направлении, спотыкаясь о кочки, цепляясь за кусты… Поле сменилось пролеском, пролесок какой-то дорогой… Не знаю, сколько времени прошло, а я всё не могла остановиться. Я всё бежала, не оглядываясь. Падала, поднималась, безостановочно ревела, задыхалась. Из-за слёз ничего не было видно, на губах остался привкус крови. Его крови… И на руках тоже его кровь… Чувство реальности вернулось ко мне, когда небо начало светлеть. В июле рассветы такие ранние… Я замедлила шаг. Вскоре я вышла к какому-то селу. На глаза мне попался таксофон, и я не придумала ничего лучше, как подойти к нему и дрожащими пальцами позвонить в полицию. Задыхаясь, я назвала им примерный адрес. А потом… Просто рухнула на землю у ближайшего колодца. Я сидела, обняв колени, и на меня накатывало чувство ужасающей безысходности. Понимаешь… Всё было обманом… Меня никто не любил. И друзья были ненастоящими. Это всё какая-то глупая игра на смерть… Всё, что они говорили — ложь, все их улыбки — фальшь, все наши дни — призрак… Я была нужна только для правильного числа на ритуале. Просто для убоя, как свинья… — по щеке покатилась слеза. Слава, не говоря ни слова, погладил меня. — Скоро какая-то бабушка пришла за водой и увидела меня. Она очень разволновалась, отвела меня к себе, дала умыться и накормила, снабдила деньгами и проводила до ближайшей станции. До сих пор ей благодарна… А потом в новостях как-то мимоходом рассказали об этом. Одиннадцать трупов. Одиннадцать. Я не придала этому значения, а недавно я увидела Кёрга. Живого.

— Он был главным? — спросил Слава.

— Был и остался. Статья в газете… Снова произошло то же самое. В точности то же массовое самоубийство. И он снова там.

— Зачем ему нужно всё это? Чтобы люди сами себя убивали… Он что, обворовывает трупы?

— Нет. Деньги и другие материальные вещи тут не при чём. Кёрг — он вроде фанатика. Или одержимого, не знаю. В общем, как я поняла, он считает, что творит благо, «направляя людей на путь истинный», то есть в могилу.

— Ты хочешь сказать, он действительно думает, что исполняет свою миссию? И не боится последствий? Но зачем же тогда он прислал тебе письмо?

— Мне кажется, он всё же боится. Боится, что потеряет возможность продолжать свою «миссию». А увидев меня, он понял, что я узнала его. И что скоро узнаю о других его «проектах». Это несложно. Почерк очень похож. Единственный свидетель… Знаешь, это превратилось в навязчивую идею, манию. Я сбежала из города, от прошлого, но не смогла сбежать от себя. Когда мне подалась на глаза сводки новостей, меня буквально трясти начинало от страха и желания узнать, что где-то произошло похожее злодеяние. Это было будто на автомате, выходило непроизвольно… Строчки о сектах и самоубийствах будто сами лезли на глаза. И в них я искала чью-то тень. Выжившего, понимаешь? Я знала, что кто-то тогда остался в живых, ведь трупов было одиннадцать. Только не знала, кто именно. Я искала пять лет и теперь нашла. Но и он нашёл меня, — рот скривила горькая усмешка. — Он мог тысячу раз забыть, просто не подумать, что до меня могут дойти слухи, и что я могу связать их с ним, но… Мы виделись в книжном магазине. Он видел меня. Мою книгу. Он не забыл. Он понял, что и я всё помню. И теперь он боится.

— Боится? Тебя? — не понял Слава.

— Он боится того, что я могу сделать. Я единственный человек из прошлого, который знает, что он виновен.

— Хочешь сказать, он думает, что ты обратишься в полицию? Что его смогут найти?

— Да. И он чертовски прав. Потому что именно так я и собираюсь поступить, — твёрдо выговорила я. Впервые за последние пять лет я была полна решимости сделать что-то действительно значимое.

— Что? — Слава смотрел на меня, как на умалишенную. — Постой, ты правда хочешь заявить в полицию? Но ты ведь, как я понял, даже не знаешь его настоящего имени! Да и какими доказательствами будет эта дневниковая мазня и старые фотки… Да нас на смех поднимут!

Нас. Слава снова говорит о себе и обо мне во множественном числе. Давно утерянное единство и деление всех проблем на двоих — как мне этого не хватало. Я с детства знала, что он — именно тот человек, что будет со мной до конца, что бы ни случилось, на сколько бы лет мы ни расстались. Есть узы, которые связывают прочнее крови. Это та самая любовь, которая не превозносится, не бесчинствует и не ищет своего.

— Я уже думала об этом, — спокойно ответила я, с нежностью глядя на Славу. Моего Славу. Снова моего. — Но это ещё не всё. Сегодня я узнаю наверняка. Серёжа ходит на какой-то «тренинг» — так это теперь называется, где звучат идеи, странно напоминающие кёрговскую философию… И если его причастность к этой организации подтвердится, то…

— То что? Что ты сделаешь? Нам всё равно пока о нём ничего неизвестно. Не думаю, что он такой дурак, чтобы всем и каждому выдавать информацию о себе, — Слава выглядел разочарованным. Пару минут он молчал, а потом вдруг оживлённо проговорил: — Но, кажется, есть один человек, который, наверняка, знает про Кёрга намного больше нашего.

— Лэр?

— Именно. Нужно разыскать её и привлечь в сообщники, — улыбнулся он.

— Брось… Какие у нас шансы? Столько лет прошло — где она теперь? Захочет ли вообще идти на контакт, даже если мы её найдём?

— Нам поможет великое детище Дурова, — он подмигнул. — Знание имени, года рождения и окончания института творят чудеса. Это дело нескольких минут. Можем сделать это прямо сегодня, если ты хочешь.

Я задумалась.

— Пойми, здесь ведь дело не только в том, что произошло пять лет назад. Может свершиться новое зло. Может пострадать мой брат, если всё так, как я думаю. И ещё… — я наткнулась на недоуменный взгляд Славы. — Я хотела бы с ней встретиться, потому что хочу узнать… Ты просто не представляешь, как нелегко было жить эти пять лет, не имея возможности примириться с собой и с прошлым. Мне и теперь это важно: было ли хоть что-то, связанное с Гильдией правдой. Хоть один час искреннего участия с их стороны… Если он был в моей жизни — значит, можно жить дальше. Значит, можно думать, что они действительно были моими друзьями…