Увидев, что мать направилась на кухню готовить чай, Андрей перестал петь и, уставившись на Катю, спросил:

– А сегодня ты хоть сможешь остаться?

Она вся напряглась, покраснела, открыла рот, но, так и не сумев ответить, опустила глаза. Он и сам вдруг растерялся и проговорил виновато:

– Ты меня извини, если я тебя эти вопросом обидел. Ничего оскорбительного своим вопросом я не имел в виду. А с другой стороны, мы даже ни разу не поцеловались, как следует, не считая в больнице, где я был полутрупом.

Она вдруг улыбнулась.

– Если тот поцелуй ты не считаешь полноценным, то какой же настоящий?

– Он тебе понравился?

Она опять засмущалась и посмотрела ему прямо в глаза - он был готов поклясться - с любовью, как никто никогда не смотрел на него. Подойдя к ней, он поцеловал ее так, как хотел, с удовольствием отметив, что на этот раз она сама поспешно сунула ему узкий язычок и крепко обхватила его шею руками. А его рука сама проскользнула между ними и обхватила ладонью ее полушарие груди, коснувшись пальцем тугого соска. От пробежавшей по телу сладостной дрожи Катя еще крепче прижалась к нему. Неизвестно, сколько бы продолжался их жаркий поцелуй, не услышав они шаги матери, заставившие их отстраниться друг от друга, но чувство любви и уединения осталось в них до конца вечера. В половине десятого Катя поднялась и сказала:

– Я бы отдала полжизни, чтобы остаться дальше с вами, самыми дорогими мне людьми, но я не могу. У меня очень строгие родители, и потерять их я тоже не могу. Может быть, пока не могу.

Андрей проводил ее до стоявшего такси Яндекс, вызванного по телефону. Он обнял ее, поцеловав в щеку, чмокнула его и она. Проводить его до дома она не разрешила, явно не желая, чтобы ее увидели с ним. Кто? Родители? Или еще кто? Он вспомнил, что перед его отъездом в армию, она, на всякий случай, дала ему адрес до востребования, а не домашний.

Это ему не нравилось, вызывая подозрение. Но шпионить за ней он не собирался, был уверен, что время все прояснит.

Работа его радовала. В его задачу помощника модератора, кем его назначили через полмесяца, входило чтение присылаемой в издательство рукописи, проверка соответствия законодательным актам страны. Художественная ценность рукописи издательства не интересовало, так как, так как все расходы по изданию книги закладывались в стоимость книги, а продажа осуществлялась по требованию покупателя, кем чаще всего являлся сам автор.

Абсолютное большинство рукописей было макулатурным чтивом на потребу неизысканного читателя (детективы и фантастика с упором на убийства и секс). Однако встречались и изюминки, не соответствующие законодательным нормам, и поэтому отторгнутые известными издательствами из-за экстремизма. В таких случаях, с учетом ничтожности тиража, таким книгам иногда делались послабления.

Дома Андрей просмотрел в компьютере связи деда с издательствами и обнаружил, что последним издательством, куда он пересылал по интернету свои произведения, было как раз это самое издательство, открывшееся в начале этого года. Из десяти дедовых рукописей модераторы отклонили половину, составлявшую хронику постсоветских времен "Испить до дна", а остальные были ими одобрены, но не оформлены до конца, как Андрей догадался, из-за болезни и смерти деда. Это облегчало задачу Андрея. Он не раз читал хронику, сейчас бегло пробежал по ней и, как ему показалось, нашел причину отказа, но решил уточнить у модератора, переведенного на другую должность, так как был не в ладах с русским языком. У него Андрей принимал дела и с трудом сдерживал отвращение как от его помойной внешности, отчего все время держал голову на расстоянии, так и от его безапелляционных прозападно - либеральных взглядов и, соответственно, антисоветизма. Но сцепились они намертво из-за войны в Донбассе. Встречаться с ним Андрею было неприятно, однако, другого выхода не было, и пришлось идти к этому уроду. На вопрос, из-за чего он зарубил все пять книг хроники Дроздова, тот скривил выпуклые слюнявые губы, шмыгнул крючковатым носом, забитым волосами, и ответил мгновенно:

– Из-за антисемитизма.

– Но про евреев там упоминается лишь в одной книге, а вы отклонили все пять.

– Но герой у них один и тот же. Он во всех книгах оставался антисемитом.

– А за русофобию вы отклоняли книги?

– Нет, не отклонял, потому что русофобия во всем мире не признана экстремизмом и, соответственно, преступлением.

Видеть дальше эту морду Андрей не мог и стал думать, что придумать, чтобы хронику обязательно издать полностью.

В том, что он это сделает, он не сомневался. А что дальше? Ну, напечатает он деда не только в своем издательстве, но и в подобных других, заполнив интернет его электронными книгами и выкупит в бумажном виде десять - двадцать экземпляров каждой книги, раздаст их знакомым, а толк от этого какой? Нет, так не пойдет. Надо, чтобы книги деда работали. Для этого он их и писал, особенно хронику постсоветских времен "Испить до дна", где показал свое видение выхода России из нынешней кризисной ситуации. В частности, дед подробно описал пагубную деятельность, вернее, бездеятельность КПРФ во главе с Зюгановым и, на примере героя хроники, подсказал, что нужно предпринять членам компартии, чтобы она стала ведущей оппозиционной силой, способной преобразовать страну. Для этого, решил Андрей, мысли деда необходимо донести до коммунистов, и лучше всего сделать это при непосредственном общении с ним. Он решил вступить в КПРФ.

По интернету он отыскал адрес и номер телефона ближайшего местного отделения КПРФ и уже на следующий день отправился туда. Его принял сам секретарь Московского городского комитета партии. Рассказывая о себе, Андрей лишь вскользь упомянул деда, подчеркнув его тридцатилетнее членство в компартии, однако это оказалось важным для секретаря, и он поинтересовался, почему дед не вступил в КПРФ. Андрей задумался: врать или сказать правду. Но врать он не умел и не хотел, поэтому сказал правду: дед был не согласен с позицией Зюганова, что Россия изжила свой лимит Революций, будучи уверенным, что революция не может быть исчерпанной, так как она является естественным, объективно существующим философами явлением, иными словами, двигателем истории и творческим обновлением общества. Революция - жизненная необходимость прогресса. Главной причиной возникновения революционной ситуации является конфликт между нищим народом и зажравшимися хозяевами жизни, которым принадлежит власть, что мы имели и имеем в России. Убежденный тон, каким это сказал Андрей, озадачил секретаря, и он спросил:

– Ты тоже так думаешь?

– В принципе, да. Я считаю, что революция - двигатель истории, а для нынешней России она жизненная необходимость и единственный залог пробуждения жизни в стране, все остальное приведет нас к медленной, но совершенно неизбежной деградации.

– А ты уверен, что революция не приведет к кровавой гражданской войне, которая уничтожит Россию?

– Уверен. Все будет зависеть от цели революции и активности участия в ней народа. Естественно, она не должна быть майданом под руководством Вашингтона, кровного врага России. Я, например, вижу ее под лозунгом возврата народу отнятого у него бывшего народного достояния. Кто против кого будет воевать? Олигархи во главе с Чубайсом против бедного народа? Уйдут партизанить в леса? С кем они уйдут? Со своими охранниками, выходцами их восставшего народа? Да они, я имею в виду чубайсы, сразу же удерут в свои виллы за границей. Многое, разумеется, зависит от поведения власти, а точнее Президента. Если он действительно за народ, он вряд ли прикажет армии и полиции воевать с народом. Да они могут и подчиниться ему. В этом случае революция может быть мирной без единого выстрела.