Шрифт:
Учтя ошибки пробовавших до меня, заболтал ей мозги и... Кровь потекла на простынь. Полежал на ней еще с минуту, лег на спину. Хотел, чтобы у нее успокоилось, и, выдержав пару минут, лег на нее. И... о боже... она стала помогать. Это было чудо! Она стала постанывать! Невероятно! Девушка, минуту назад с болью, потерявшая невинность, помогала и стонала, получая удовольствие! Не Лариса, а чудо!
В четыре утра она сказала мне, что ей пора уходить и что ее папа - милиционер и что он убьет ее! Договорившись встретиться завтра, я поймал такси и отправил ее домой.
Лариса стала приходить на танцы, где в нашем чуланчике во время перерыва мы быстро, на несколько минут, сплетались в экстазе. Иногда Белла, жена Боярского, стучала в дверь каморки - пугала:
– Эдик, Ира идет!
Днем я готовился в консерваторию, на этот раз усиленно. Особенно штудировал историю КПСС. В колонии первомайский концерт без меня прошел нормально. Перед отъездом на Урал я нашел музыканта на замену, провел две репетиции с ним и с девчонками.
Настали экзамены. Как и в прошлый раз, сдал все музыкальные предметы на отлично, историю КПСС - опять завалил. Ну да! Терпеть не мог этот предмет, но все-таки читал учебник. Я не претендовал на хорошую оценку, все что мне нужно было - это "удовлетворительно", и я стал бы студентом консерватории! Оба раза экзаменатором был преподаватель истории Сиренко. Видимо, не нравилась ему моя фамилия. Обидно было. Ну что поделаешь? Все равно буду поступать, пока не примут! Лёню тоже не взяли - провалил историю КПСС.
Вернулась Ира, и после шести недель разлуки - она лучше всех!
В это время в городе объявили конкурс на лучший оркестр и лучшую песню. Валера Дусанюк написал слова, я - музыку. Нашим главным конкурентом был оркестр Юры Варума. Жюри после долгих дебатов решило дать две первые премии - Варуму и мне. За лучший оркестр и лучшую песню. Обоим дали в награду по портативной киносъемочной камере.
На конкурс пришел поболеть за нас Срибный. Пришла и Лариса, которую я подсадил к нему. Он уже успел разменять квартиру в самом центре города на две разные далеко от центра - для жены и для себя.
После конкурса мы втроем поехали "обмывать" квартиру. Собираясь домой, я предложил Ларисе остаться у Марика. Она слабо запротестовала:
– Я ведь с тобой?!
Пришлось объяснить, что быть с моим другом - это все равно, что быть со мной. Уговаривать долго не пришлось, и я ушел. Марик остался доволен.
Лариса и Кабан
Теплым сентябрьским днем мы с Колей Кабановым, лучшим саксофонистом города и просто хорошим парнем, с которым отыграли пару халтур, медленно прогуливались по центру. Кабан был уже под кайфом и рассказывал мне о своей жене - певице, с которой недавно разошелся.
– Эдик!
– неожиданно окликнул меня женский голос.
К нам с улыбкой направлялась Лариса.
– Привет, давно не виделись, - оживленно заговорила она, - как дела?
– Все хорошо, а у тебя?
– Да вот, хожу скучаю, - посмотрела она мне в глаза, хитро улыбнувшись своей плотоядной улыбкой.
– Познакомься, мой товарищ Коля.
– Привет, Коля, - протянула руку Лариса, не меняя выражения лица.
– Как ты смотришь на то, чтобы пойти к Коле домой, раздавить с нами бутылочку?
– спросил я ее без долгого рассусоливания.
– Конечно! С тобой всегда! Ты все-таки мой первый, и друг у тебя симпатичный!
– бросила Лариса лукавый взгляд на Колю.
– Да-да, поехали ко мне!
– оживленно поддержал возбуждающийся Кабан.
После развода он жил один в маленькой отдельной квартирке недалеко от привокзального базара.
– Постойте, я мигом, - и Коля побежал в ближайший гастроном за бутылкой.
Желания быть с Ларисой сегодня у меня не было, и я уговорил ее поехать к Кабану без меня.
Далее - пересказ со слов участников.
В городе о размере детородного органа Кабана ходили легенды. Кабан снял трусы, и у Ларисы округлились глаза.
– Ой, что это?!
– вскрикнула она, глядя на огромное дышло, торчащее у него между ногами.
Не сводя с него глаз, стала завороженно раздеваться. Он лег на спину, держа двумя руками свою оглоблю Приапа. Лариса медленно разделась, не отрывая глаз от этого чуда, встала над ним и посмотрела вниз.
– Ой, я боюсь!
– сказала она испуганно.
– Давай-давай, Лариска, садись, не бойся, - подбадривал ее уже хорошо захмелевший Кабан.
Через короткое время Лариса стала стонать все громче и громче. Через минуту она уже стала кричать:
– Ой, мама, ой, мама, ой, ма-а-ама!
Кабан Мудищев подбадривал:
– Давай! Давай!
Она стала кричать еще громче, мотала неистово головой. "Бабенка начала кричать и всех святых на помощь звать".
– Ой, ей-ей! Ой, ей-е-ей!
Кто-то с верхнего этажа крикнул:
– Кого там режут?!
Подошла кульминация, и оба... затрепыхавшись, стихли.
Трепыхнувшись еще раз, тяжело дыша, Лариса выдохнула: