Робик попросил маму посмотреть Иру, но она договорилась с известным психиатром, и тот побеседовал с моей женой. На мой вопрос, что сказал врач, Ира ответила, что ничего страшного и что все в порядке.

Когда встретился с Робиком, тот, усмехнувшись, сказал:

– Знаешь, что сказал профессор?

Я уставился на него.

– Все, что этой женщине нужно - это дать ей палкой по заднице!

Что-то в этом роде я и подозревал.

Декабрь выдался холодным и ветреным. Часто собирались с музыкантами в теплых квартирах послушать вместе джаз. Как-то днем договорился с Игорем Гунько встретиться с ним у моих родителей. Он обещал принести хорошие джазовые записи. К этому времени Игорь, бросив консерваторию, учился в медицинском институте. В этот день к нам зашла баба Гутя, мы с ней сидели, беседовали.

В дверь постучали. Вошел Игорь и с ним его товарищ, студент того же института - негр. Бабушка вскрикнула:

– Ой вэй!
– и прижала руки к груди.

Она никогда еще не видела черных людей. Парень заметил бабушкину реакцию и улыбнулся - видимо, в такой ситуации был не впервой. Будущий врач, он приторговывал сигаретами и разными разностями. Я купил у него блок американских сигарет "Кент" и пластинку моего любимого джазового органиста Джимми Смита. Отец попросил его достать ему мундштук для саксофона.

Когда чернокожий друг Игоря уходил, бабушка с поднятыми бровями смотрела ему вслед.

...Чтоб на ромашках погадать в малиновый рассвет...

(Песня)

1971 год мы решили для разнообразия встретить в узком кругу. Робик с Наташей пригласили к себе меня с Ирой и Виталиком и еще одну актрису - Аллу - со своим парнем. Кроме того, с нами была тетя Мария, Наташина мама. И, конечно, друг Виталика - Максим. Праздник прошел спокойно и достойно. Никто не напился. Ира не танцевала на столе, и к трем часам ночи мы вернулись домой.

В последние мартовские дни солнце решило после долгих холодов согреть львовян. Возле центрального Галицкого базара бабушки продавали подснежники. Купив один букетик, я направился домой. Вот уже три месяца как мы живем, почти не ругаясь. Драматизма поубавилось. В хорошем расположении духа, с самыми лучшими намерениями я шагал домой. Держа перед собой букетик, зашел в комнату и тут же... получаю сильнейшую пощечину! Если бы эту силу удара эта малая пигалица вложила в кулак, вполне могла бы отправить меня в нокаут. Букетик с подснежниками улетел в конец комнаты. У меня чуть было не сработала ответная реакция, но тут я заметил лежащее на столе письмо. В долю секунды понял, за что получил. Оказалось, что жена решила почистить мой пиджак и во внутреннем кармане нашла письмо от Галчонка, о котором я начисто забыл и в котором она вспоминала нашу сладкую ночь во всех подробностях. Щека горела. Я стал придумывать какую-то глупую историю о том, что письмо адресовано нашему барабанщику и что Эдиком она его называет по причине конспирации. Номер, конечно, не прошел, и жена, со злостью хлопнув дверью, ушла. Посидев чуток, пошел к Марику Брауну послушать с ребятами джаз. Вернулся домой чуть раньше жены.

Пришла. Помылась. Молчит. Взяла невесть откуда взявшийся ржавый топор и зашла в комнату.

– Со мной не ложись! Спи на кресле и знай, сегодня ночью я тебя зарублю (папина генетика)!

От нее исходила решимость, и совсем не пахло алкоголем, что было еще страшнее! Легла на кровать, положив рядом с собой топор. Не проронив ни слова, лег в кресло. Она выключила свет. Кресло стояло напротив окна. В окнах дома напротив серебряными отблесками порхала луна. Я изучал облупленную стену. "Зарубит? Не зарубит! Зарубит? Не зарубит! Мне бы ромашку сейчас. Только бы не заснуть!"

Послышался скрежет трамвая на повороте... Я открыл глаза. Светало. Не зарубила! Тихо подошел к кровати. Жена сладко спала рядом с топором. Осторожно взял это оружие мести и спрятал его, сам же аккуратненько занял место топора. Утром ни ей, ни мне, на работу не надо было идти. Помирились.

Конец "Сирене"

В апреле Боярский сообщил мне очень неприятную новость: он уезжает в Кисловодск, чтобы играть там в ресторане - там, мол, музыканты хорошо зарабатывают. Естественно, он забирает всю свою аппаратуру. В результате мы остаемся без работы, так как купить новую аппаратуру не можем. "Сирены" больше нет.

Мне не раз предлагали работу в ресторанах, где и я мог бы зарабатывать гораздо больше, чем играя танцы. Я отказывался. Хотелось играть то, что нравится, а не то, что закажут. Тем временем поигрывал на свадьбах и выпускных вечерах с определившимся составом: Кабан (саксофон, кларнет), Лещ (бас-гитара), Кастро (ударные) и я.

С нами пел хорошим тенором Натан - чуть ниже среднего роста, курчавый, розовощекий красавчик, к тому же мастер спорта по классической борьбе. Весельчак - с ним не соскучишься.

На параде

Сегодня праздник весны - Первое мая. Знакомый музыкант - Сеня-тубист, руководивший духовым оркестром при клубе связи, - попросил меня поиграть в его оркестре на параде на духовом теноре. Деньги были плевыми, но мне эта идея показалась заманчивой. Я знал, что будет весело.

За оркестром выстроилась колонна связистов с флагами, транспарантами и прочей бутафорией. У каждого музыканта оказалась взятая с собой бутылка водки. Появились стаканчики, и все по-быстрому выпили. Я тоже поддержал компанию. Оркестр заиграл "Все выше", и колонна тронулась за нами. Каждые десять минут оркестранты прикладывались к бутылке. Через полчаса кларнетист начал часто киксовать. Еще через пятнадцать минут весь оркестр (кроме меня и Сени) был уже в хорошей кондиции. Игравший на тарелках хлопал ими невпопад. Второй трубач играл мимо, но первый еще держался. Наша колонна подходила все ближе к трибунам. Из динамиков летят над площадью лозунги: "Да здравствуют медицинские работники! Ура-а-а!.. Да здравствуют работники торгового фронта! Ура-а-а!.." Мы уже совсем близко. Сеня-тубист, высокий мужик под два метра ростом, крикнул: