Катти и Мадди подскочили и обернулись.

– Вы почему не в своих комнатах?
– сощурилась Германика.

– Ошейники и поводки не выдали, - флегматично отозвалась Мадди.
– Вот и гуляют королевские суч...

– Мадди!

Захохотав, Германика поманила девушек за собой.

– Смотри, как бы твое желание не исполнили, ванен Скомпф! Но вообще-то предполагалось, что вы будете репетировать завтрашнее выступление.

– Два присяда и падение?
– поразилась Мадди.
– Я и так справлюсь. Катарина тоже не оплошает - рухнет на задницу безо всяких тренировок. Три минуты позора - и гранитный камушек наш.

– Кстати, можно устроить соревнование, - заразилась идеей Мадди Катти, - кому достанется самый гранитный гранит.

– С таким настроем вы далеко не уйдете, - протянула мора Ровейн.

– А нам далеко и не надо, - улыбнулась ванен Скомпф.

Спустившись вниз, мора Ровейн указала Мадди на дверь ее комнат:

– Тебя ждет мора Рохет. Идем, Цветочек, будем смотреть твои танцы.

И действительно, Германика целый час мучила Катти. Неизвестно, чего хотела добиться дуэнья, - ни с тростью, ни без у Катарины не выходили движения. И в итоге девушка, так и не поднявшись с пола, разрыдалась. Она не была готова упасть ничком на глазах у всех.

– Я просто никуда не пойду. Пусть что хотят, то и делают!

– Посмотри сюда, - позвала ее Германика.

Катарина приподняла голову и тут же уткнулась обратно:

– Да, я видела твой костюм. Наверное, по ошибке.

– Да нет, это мой тебе подарок. Шанс утереть всем нос. Конечно, придется приложить усилия. Да и нарушить два закона и одну традицию...Ты готова на это пойти?

Мэдчен ван Ретт медленно села, вытерла слезы и, сощурившись, спросила:

– Почему? Я не слишком верю, что вы с мамой такие хорошие подруги.

– Можешь считать, что я поставила на тебя большую сумму, - широко улыбнулась Германика.
– Но вообще-то, мы действительно прекрасно ладим. Переодевайся, нас ждут великие дела!

Как выяснилось, надеть мужской костюм не так и просто. Брюки непристойно обтянули бедра и... и то, что выше бедер. А нашитые на корсаж фалды оказались значительно короче, чем у Германики.

– Я старая, мне пора становиться приличной.

– Я готова, - мрачно вздохнув, объявила Катти. И горестно посмотрела в вырез блузки. Ей казалось, что мэтр Баско просто-напросто сэкономил на белом шелке.

– А украшения?!

– Я не люблю их.

– Ох зря, вчера я надела все свое золото и даже немного возбудилась.
– Мора Ровейн мечтательно улыбнулась.
– Жаль, что рядом никого не оказалось.

– Германика! А как же нравственность? Ты же дуэнья, - не удержала улыбку Катти.

– Нравственность, Цветочек, нужна тебе. Чтобы ты, став старой перечницей вроде меня, могла свободно сожалеть о бесцельно прожитых годах.

– И теперь ты из мести не даешь грешить придворным мэдчен и морам?

– Не говори глупости, Катарина. При дворе женщины делятся ровно на две группы - первые едва ли не святые, вторым бесполезно что-либо запрещать. В путь! И, клянусь своей силой, тебе будет что вспомнить!

Неуверенно улыбнувшись, Катти взяла свою трость и вздохнула:

– Главное, чтобы вспоминала я, а не обо мне. Последнее, чего я желаю, это стать героиней пошлого анекдота.

Уже на улице Катарина поняла, что Германика ко всему готовится основательно - у куста сирени стоял Обжора. И флегматично обкусывал соцветия.

– Иди ко мне, хороший мой, славный!
– Катти поспешно вырастила лиану, и конь с огромным удовольствием подошел к хозяйке.

Вдоволь нагладив его, она повернулась к дуэнье:

– А ты как же?

Германика хитро улыбнулась, лихо присвистнула, и из кустов вышла тонконогая красавица-кобылка.

– Какая славная, - восхитилась Катти.

– Редкая порода, - кивнула Германика.
– Мне случайно досталась. Родилась моя красавица с дефектом - слепая. Я ее сама выходила.

– И зрение выправила?

– Не совсем, - улыбнулась мора Ровейн.
– Но близко. Забирайся, пора.

И как бы Катти ни выспрашивала, куда они едут, - Германика молчала. А как за пределы дворцовой территории выехали, так дуэнья своей подопечной еще и глаза шелковым шарфом завязала.

– Это такое секретное место?
– удивилась Катарина.

– Это я двух зайцев убиваю, - отозвалась Германика.
– Во-первых, если тебе там понравится, вернуться ты не сможешь. А во-вторых, я завязала не только глаза, но и твой венец.