Но голоса, как и мой друг, совсем не замолкали, от этого невыносимого напора я упал ниц и, хватаясь за чёрную пустоту скрюченными пальцами, попытался ползти. Отчего-то очень сильно саднил правый бок, и кололо в спине, тело начала пробивать частая дрожь. В горле ужасно пекло, и, ощутив привкус крови на растрескавшихся губах, я понял, что сознание вернулось, а я всё не оставлял попыток ухватиться за пространство перед собой. Туман перед глазами начал плавно рассеиваться, и первым, что я увидел, это было несменное слепящее солнце, которое восходило над горизонтом, увлекая этот мир в новый день.

– Ай!
– заскулил я, пытаясь приподняться с отлёжанного бока и ужасаясь пониманию причины, по которой так замёрз! Укутанный в дежурное пальто я лежал прямо на голом бетоне меж строящегося остова и каких-то деревянных нагромождений. Через просторную нишу пробивался ослепительный свет несменной звезды. Кое-как поставив себя на ноги и шатко минуя своего старого приятеля по имени сквозняк, я поспешил в спасительное тепло квартиры. Едва ввалившись внутрь, я окинул беглым взглядом привычный интерьер комнаты. Самое важное было на месте. Ледышка с сердцем непоколебимо стояла там, где я её и оставил. Правда, сердце снова затянуло льдом, и оно опять приобрело идеальную форму куба. Слова давались мне с трудом, и, едва ворочая губами, я сиплым голосом позвал подругу. Но та была в своём репертуаре, и вместо Маливьены ответила её протеже-тишина. В собственной квартире девушки тоже не оказалось, а вот мебель снова была покрыта плёнкой, как в тот день, когда мы были здесь с Костей.

– Боже!
– вырвалось у меня где-то между очередным «ой» и стуком зубов. И со всех ног я рванул в ванную комнату. Только спустя час, когда горячая вода наконец-то успокоила простуженное нутро, я начал восстанавливать хронологию событий.

Картинки в голове мелькали одна за другой. Соседняя квартира опять была нежилой, и сердце в этот раз не пропало. Но тогда что я делал на крыше, как там очутился и почему остался без сознания?! Куда делась подруга на этот раз? Неужели голоса были правы, и она - это не больше, чем зловещий мираж, который задался целью погубить меня, прикрываясь благими предлогами?! На секунду я представил, под каким гипнозом должен оказаться человек, чтобы совсем вот так не помнить, как он мог очутиться на крыше, а главное - это ЧТО под таким гипнозом он мог совершить, например, делая неосмотрительный шаг вниз. С каждой догадкой ужас охватывал меня всё больше своими скользкими ледяными щупальцами. Выбравшись из душа, я укутался в тёплый халат и первым делом решил перепроверить наличие ледышки. И снова дар речи покинул меня. Сердца с кубом не было. Но я же чётко помню, что, когда заходил в комнату, оно стояло на месте, или мне это привиделось?!

– Ох, ты ж, матерь всех людских страстей!
– выдохнул я бранно.
– Неужели всё-таки шизофрения? Неужели приплыли?

Плюшевый медведь, которого я дарил подруге днём ранее, бесхозно валялся возле дивана.

Я снова выбежал в коридор и в отчаянии внимательно осмотрел соседнюю квартиру. Час спустя ничего не изменилось. Пулей вернувшись обратно, я судорожно захлопнул дверь, провернул ключ в замке и дрожащими руками схватил мобильный. Но, как и положено по всем законам жанра, на линии адресата раздавались лишь протяжные и заунывные гудки. Меня начало знобить ещё сильнее. Только теперь морозило вовсе не от холода.

Вопреки утраченной надежде и не веря собственным ушам, я всё же услышал долгожданный голос друга:

– Привет, Антоша, извини, что долго не брал трубку: у меня сегодня аврал, а вчера так и не смог дозвониться, ты опять куда-то провалился.

– Костя, - будто не слыша друга, проговорил я, - мне нужна консультация врача, и как можно скорее.

– Понял тебя, - посерьёзнел тот, - жди звонка, как определюсь со специалистом, сразу тебе наберу.

Следующие несколько дней прошли, как в тумане. Пожалуй, единственное важное событие, которое запомнилось, - это была встреча с доктором.

– Ваш друг абсолютно здоров, - сказал тот.
– Но всё то, что он рассказывает, не подлежит никакой логике, - развёл руками док.
– За такое, конечно, можно при желании и закрыть надолго в стенах нашего увеселительного диспансера, но повторюсь, этот молодой человек абсолютно здоров. Это даже было несложно понять без моей консультации.

– По каким таким признакам это можно понять, Виктор Алексеевич?
– спросил Костя.

– Если человек способен усомниться в здравости собственных намерений и признаться в этом окружающим, как минимум - он по-прежнему в своём уме; по ряду сделанных анализов и проведённых тестов, как максимум - это подтверждённый факт. В виду чего, Константин Сергеевич, смею сделать вывод: либо Антон Андреевич вас просто разыгрывает, либо он - симулянт.

Мы вышли из клиники и сели в Костин автомобиль. А я всё ещё не мог успокоиться:

– Костя, я ведь реально не вру, я на самом деле видел всё это.

– Верю, - хладнокровно ответил друг, - верю, но ты сам слышал, что сказал профессор Незабудка. Кстати, да он не совсем даже доктор, а полноценный такой себе профессор. Ты вот что, Антоша, давай-ка, пожалуй, поменяешь свою дислокацию.

– Это ты сейчас так тонко меня выдворяешь?
– возмущённо спросил я у друга.

– Что ты, Антоша, за глупость такую выдумал? Просто пятьдесят этажей безлюдных стен могут свести с ума любого, а ты вообще у нас натура творческая, склонная к буйству фантазии. А тут ещё, Антоша, Москва, как у нас любят говорить, - большая деревня, за всем не уследишь, всей правды не прознаешь.

– О чём ты, Костя?

– Да так, - отмахнулся он, - есть кое-какие догадки, но они из области фантастики. Наши бы точно не стали стройку затевать в неблагополучном месте.

– Ничего такого нет там, Костя, и чувствую я себя здорово, разве что за исключением не очень комфортного пробуждения на крыше и общения с мистической незнакомкой.

– Слушай, а, может, это какая-то из новых подружек чем-то тебя опаивает, что шарики за ролики вот так уезжать начинают?!

– Ты это о чём?
– с непониманием спросил я.