– А как Алинка попала в тот же приют? – спросила я, чтобы свернуть со скользкой темы - не хватало, чтобы она еще тут мне волосы выдирать начала.

– Эти дамы в строгих костюмах, с пучками на головах, всегда твердят, что они знают, как тебе лучше, что заботятся о твоем будущем, – со злостью сказала она, стукнув о стекло так, что что–то жалобно звякнуло под ее ладонью. – Алинка перестала есть. Ни угрозы, ни уговоры не помогали. Она просто сидела в углу и смотрела в окно. Ждала меня. Прошло полмесяца, пока эти соцработники догадались, в чем дело. Тогда ее перевели ко мне. Хотя за это время я дала понять всем идиотам, что со мной лучше не связываться, и ни меня, ни мою сестру никто не трогал.

– Что же случилось сейчас?

Я подумала, что, может, нашелся, наконец, тот, кто оказался «атаманше» не по зубам и она, прихватив с собой сестру, сбежала.

– Они приехали из Швеции или Швейцарии. Такие же, как все остальные. Ходят, словно в зоомагазине, разглядывают, выбирают, – с брезгливостью проговорила она.
– Иностранцы у нас редкость, поэтому директор велел нарядить нас как кукол. Как же, сбагрить сиротку за бугор - это не только большая удача, но и большие деньги.

– Вот и этим двум приглянулась моя сестра, - продолжила она с таким отчаяньем в голосе, что у меня самой все сжалось внутри.

Лариска замолчала. Плечи поникли, голова опустилась. Настенные часы отсчитывали секунды. Девушка потянулась еще за одной сигаретой, потеребив ее в пальцах, нервно закурила, потом, бросив на меня взгляд, еще несколько раз затянулась и выбросила.

Я поставила тарелку в мойку.

– Я эгоистка, да? – услышала я голос Лариски за спиной.

Я повернулась, взглянув девушке в глаза. В них стояли слезы.

– Я сама знаю, что эгоистка, – сердито ворчит она.
– Но Алинка единственный родной мне человек. Я не хочу… не могу ее потерять.

Мне захотелось ее хоть как–то утешить: обнять, сказать, что все будет хорошо. А будет ли? Я подчиняюсь этому порыву и притягиваю ее к себе. Лариска утыкается мне в плечо и наконец дает волю слезам. Не знаю, сколько мы так стоим, но она отстраняется и, стирая слезы тыльной стороной ладони, отходит назад. Лариска смущена проявлением своей слабости, и я даю ей время прийти в себя, стать снова грубоватой, сильной «атаманшей», которой все нипочем.

– Пойду проведаю Алинку, - выхожу я из кухни.

Девочка спит на моей постели, прижав к груди книжку «Золотой ключик». Я осторожно забираю книгу и накрываю ребенка пледом.

– Уснула, - шепчу я подошедшей к двери Лариске.

Тихо выхожу и прикрываю за собой дверь.

– Ладно, мне пора домой, - прошла я к входной двери и начала обуваться.

– Тут номер моего мобильного, - я положила бумажку на тумбочку перед зеркалом. – Если что случится или понадобится, звони. Телефон работает, я проверила.

Лариска стояла передо мной, наблюдая за моими действиями, и когда я уже повернулась, открыла входную дверь и почти шагнула за порог, сказала:

– Спасибо, Камилла.

Я улыбнулась, не оборачиваясь. Никогда не думала, что услышу что-то такое от «атаманши» Лариски.

– Я приду завтра. Пока.

Дверь со стуком захлопнулась за мной.

Дома. С каких пор я стала называть квартиру опекуна домом? Не знаю. Меня ожидал не такой радужный прием. Андрей Владимирович, судя по всему, отсиживался у себя в кабинете. Переодевшись, я отправилась готовить ужин. Нет ничего хуже голодного мужчины.

«Есть, неудовлетворенный», - хмыкнул внутренний голос с хитрой улыбкой.

Ну, с этим пусть как-нибудь сам справляется.

Ужин был готов. Не успела я накрыть на стол, как в дверях возник учитель. Мы садимся есть. Правда, я не слишком голодна, но ковыряю салат вилкой. Андрей Владимирович, кажется, полностью занят едой.

– Где ты была? – вдруг спрашивает он.

– Гуляла, - отвечаю я.

Несмотря на ожидание увидеть в глазах мужчины холод, они загорелись интересом:

– Где, не расскажешь?

– Нет, - качаю я головой.

– Секрет? – улыбается он.

– Тайна, - улыбаюсь я ему в ответ.

Весь разговор сводится в шутку, несмотря на мою напряженность.

– Хочешь, я поговорю с кем-нибудь из учителей, чтобы поискали кого-нибудь тебе на замену? Пять олимпиад на тебя одну действительно слишком много.

– Честно? – удивляюсь я.

– Конечно, - кивает он головой. – Я не хочу, чтобы моя опекаемая падала от усталости и нервного перенапряжения.