– Прошу прощения, монсеньор. Я малость вздремнул.

– Какого дьявола ты здесь забыл?

– Но монсеньор! Вы же не велели мне уходить. А я человек исполнительный.

– М-да, - вынужден был согласиться Филипп.
– Тут ты прав.

– К тому же, - поспешил добавить паж, - я стоял на шухере.

– Понятненько, - ухмыльнулся Филипп и протянул ему свечу.
– Ладно, пошли.

Возле своей двери Филипп остановился и сунул пажу в руку два золотых гасконских дублона достоинством пять скудо каждый. Парень взглянул на монеты, и тут же челюсть его отвалилась, а глаза чуть не вылезли из орбит. Он, конечно, рассчитывал на солидное вознаграждение за свое молчание - но такой щедрости он никак не ожидал.

– Объяснять нет никакой необходимости?
– спросил Филипп.

– Разумеется, нет, монсеньор, - с трудом выдавил из себя обалделый паж.
– Вы только проводили госпожу принцессу и сразу же ушли.

– Ты видел это собственными глазами?

– Ясное дело! Я же сопровождал вас - сначала до покоев госпожи, а потом - до ваших.

– Вот и хорошо. А то, что могло тебе почудиться или присниться, когда ты малость вздремнул, - об этом ты никому, даже лучшим друзьям и подругам, надеюсь, не расскажешь?

– Конечно, монсеньор. Свои сны я никому не рассказываю. Только...

– Что - только?!
– грозно осведомился Филипп.

– Монсеньор, - заговорил паж, сам изумляясь своей наглости.
– Вы дали мне две монеты с отчеканенным на них вашим профилем...

– Ну и что?

– Одну из них я хотел бы сохранить на память, но...

– Ага, понятно!
– Филипп выудил из кармана один золотой скудо и отдал его бессовестному шантажисту.
– Здесь тоже отчеканен мой профиль. Теперь ты доволен?

– О да, монсеньор!

– И учти, сорванец: если ты вздумаешь вести двойную игру и соблазнишься на монеты с профилем Филиппа-Августа Третьего...

– Монсеньор!
– с притворным негодованием воскликнул паж.
– За кого вы меня принимаете?

– За того, кто ты есть, - невозмутимо ответил Филипп.
– Ты знаешь Эрнана де Шатофьера?

– Да, монсеньор. Ваш паж д"Обиак рассказывал, как господин граф, в качестве разминки, вырывает с корнями молодые дубки и...

– Так вот, приятель, - перебил его Филипп.
– Я не люблю лупить детей, так что если ты дашь волю своему длинному языку, я попрошу Шатофьера ухватить тебя за ноги и перебросить через крепостную стену Кастель-Бланко. Он не откажет мне в этой маленькой услуге.

– Монсеньор! Зачем эти угрозы? Ведь я дворянин и даю вам слово чести.

– Так тому и быть, - кивнул Филипп.
– Положусь на твое слово чести, а также на твой страх быть переброшенным через стену - это ты тоже учти. А теперь ступай и будь паинькой.

Паж молча поклонился и уже отошел на несколько шагов, как вдруг ухмыльнулся и сказал:

– Однако и женщина мне приснилась, монсеньор! Губки оближешь.

– Пошел вон, сопляк!
– раздраженно гаркнул Филипп.
– Оближи сначала молоко со своих губ, а потом уже на женщин облизывайся.

6. НОЧНОЕ СОВЕЩАНИЕ

В прихожей его покоев было темно и пусто. Филипп прошел в соседнюю комнату, откуда слышалась унылая болтовня. Там его ожидали Альбре и Бигор; Симон выглядел сонным, Гастон - злым.

– Почти все наши в сборе, - констатировал Филипп.
– Но где же Эрнан? Как я понимаю, он главный виновник этого торжества.

– Его светлость велела обливать себя холодной водой, - проворчал в ответ Гастон.

Филипп прислушался: из мыльни доносился плеск воды и довольное рычание баритоном.

– У него отходняк, - хмуро добавил Симон.

Филипп сбросил с себя камзол, плюхнулся в кресло напротив друзей и спросил:

– Так это он привел вас ко мне?

– А кто же еще?
– лениво проронил Гастон.
– Чертов монах!

– Ты был у Елены Иверо?
– сочувственно осведомился Филипп.

– У нее самой.

– Ага! Теперь ясно, почему у тебя такой кислый вид. Стало быть, Эрнан помешал твоим забавам?

– Ну да. Этот евнух с гениталиями, считай, вытащил меня с постели.

(С присущим ему грубоватым изяществом Гастон назвал постелью кресло, стоявшее в двух шагах от дивана, где располагалась Елена. Ему стыдно было признаться друзьям, что за три недели он ни разу не переспал с ней - как, впрочем, и ни с какой-либо другой женщиной.)

– Ну а ты, Симон? Где ты был?

– Я?.. Я ничего...
– Глаза его забегали.
– Я просто...

– Он просто беседовал с графиней де Монтальбан, - прокомментировал Гастон.
– Граф, ее муж и двоюродный дядя, оказался слишком стар, чтобы быть приглашенным в Кастель-Бланко, и графиня скучала без него. Вот Симон и решил чуток поразвлечь ее; ты же знаешь, какой он интересный и остроумный собеседник.