Филипп с серьезной миной кивнул, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

– Да уж, знаю. Ведь это общеизвестно.

– А ты что делал?
– спросил у него Альбре.
– Ну-ка, ну-ка!
– он взял Филиппа за грудку, притянул его к себе и обнюхал всклоченные волосы; затем толкнул его обратно в кресло.
– Ну, и как она?

Филипп покраснел.

– Кто - она?

– Изабелла Арагонская.

– С чего ты вдруг...

– Да полно тебе!
– отмахнулся Гастон.
– Не изображай оскорбленную невинность. Только что ты валялся в постели с Изабеллой Арагонской, я это по запаху учуял.

– Ах, по запаху? Подумать только! Наша борзая взяла след.

– Твой сарказм неуместен, дружище. Нюх у меня действительно тонкий пусть и не столь тонкий, как у борзой, но и жаловаться на его отсутствие мне не приходится. Давеча я пытался приударить за этой недотрогой...

– И получил от ворот поворот, - злорадно вставил Симон.

– Всяко бывает, - невозмутимо ответил Гастон.
– Когда тебя отвергает чужая жена или незамужняя девица, это всего лишь неудача, в этом нет ничего позорного. А вот один наш общий знакомый (из деликатности и не стану называть его по имени), так его порой отшивает его же собственная жена.

Симон понурился, а Филипп захихикал.

– Итак, - между тем продолжал Гастон, - Франция получила от тебя уже вторую пощечину. Сначала ты отвоевал Байонну, а теперь трахнул жену наследника...

– А ну заткнись!
– внезапно вскипел Филипп, глаза его гневно засверкали.
– Если я еще хоть раз услышу от тебя это слово применительно к женщинам, которых я лю... которые мне нравятся, - то пеняй на себя и не говори, что я не предупреждал.

Гастон обречено вздохнул.

– В таком случае мне придется вообще позабыть это слово. Ведь ты л ю... тебе нравятся все без исключения женщины, которых можно тра... заниматься с ними любовью... А впрочем, нет. Остаются еще молоденькие плебейки; они не шибко заботятся о чистоте своего тела, моются нерегулярно, и, видимо, потому ты к ним равнодушен - не желаешь слизывать с них грязь.

– Фу!
– с отвращением произнес Филипп.
– Какой ты пошляк!

– Это уж точно, - послышался с противоположного конца комнаты голос Эрнана. Раскрасневшийся от холодного купания и укутанный в широкую белую простыню, он стоял у двери, ведущей в мыльню.
– Филипп совершенно прав: как только в жизни появляется что-нибудь светлое и прекрасное, тут же приходит Гастон и все испошлит.

Альбре демонстративно фыркнул:

– Чья бы корова мычала! Кому-кому, но не тебе, монаху чертову, разглагольствовать про светлое и прекрасное.

– Но и не тебе, жеребцу похотливому, - отпарировал Эрнан, вразвалку приближаясь к друзьям.
– А ты, Филипп, хорошо устроился, как я погляжу. Такие шикарные покои, не то что у меня. Мне, к твоему сведению, приходится ютиться в одной жалкой комнатушке... Ну, не так, чтобы слишком уж жалкой, но все же это несправедливо.

– Вот станешь гроссмейстером тамплиеров, - заметил Гастон, - тогда и тебя будут принимать наравне с королями. Думаешь, мои апартаменты намного лучше?

– У тебя две комнаты.

– Та же твоя комната, только и того, что разделена надвое тонкой перегородкой...

– И сени у тебя попросторнее. Так или иначе, ты можешь не бояться, что кто-нибудь вломится к тебе и сразу увидит, как ты мочишься в ночную вазу.
– Эрнан вздохнул и плюхнулся на диван.
– Что ни говори, а граф графу рознь.

– Подчас и виконт графу рознь.
– Гастон завистливо покосился на Симона.
– Нашего друга поселили вместе с принцами, предоставили ему аж три большие комнаты, не считая передней и мыльни. Небось, Маргарита уже положила на него глаз. Будем надеяться, что вскоре он отквитает Амелине еще пару ветвей на своих рогах...

Тут Филипп не выдержал.

– Хватит!
– прикрикнул он.
– Прекратите это словоблудие!

В этот же момент из мыльни вышел Филиппов слуга Гоше и почтительно осведомился:

– Вашим светлостям чего-то надо, монсеньоры?

– Нет, Гоше, ничего, - ответил Филипп, - до утра ты свободен, ступай.
– А когда слуга с поклоном удалился, он повернулся к Шатофьеру: - Ну, давай, дружище. Что стряслось? Только по существу, без околичностей.

Лицо Эрнана приобрело серьезное выражение.

– Буду говорить по существу, но околичностей, увы, нам не избежать.

Филипп нетерпеливо щелкнул пальцами.

– Ладно, валяй свои околичности. Но покороче, по существу, без всяких вступлений и отступлений.

– Вот и ладушки, - удовлетворенно промурлыкал Эрнан.
– Теперь ответь мне на такой вопрос, Филипп: как, по-твоему, охраняется Кастель-Бланко?

– Надежно. Приступом его так просто не возьмешь.

– Ну что ж, согласен. А внутри?

– Тоже хорошо.

– А этот этаж?