Габриель тяжело вздохнул и поднялся с кресла.

– Пойду проверю, приготовлена ли постель.

Филипп отложил в сторону обглоданную кость и самодовольно усмехнулся.

– Не стоит беспокоиться, сегодня она мне не потребуется. Одна очаровательная девчушка намерена предоставить мне уютное местечко в своей кроватке.

В соседней комнате раздались сдавленные смешки. Но Габриель не расслышал их. Лицо его исказила жуткая гримаса боли и отчаяния, он резко повернулся и почти бегом вышел из комнаты, даже не пожелав Филиппу доброй ночи.

Филипп проводил его озадаченным взглядом и покачал головой.

"Однако!
– подумал он, возвращаясь к прерванному ужину.
– Какая же муха его укусила?"

Основательнее поразмыслить над странным поведением Габриеля Филиппу было недосуг. Наскоро, но сытно перекусив, он тщательно вымыл руки в серебряном тазике с уже остывшей водой и вытер их полотенцем. Затем вынул из канделябра зажженную свечу и вошел в комнатушку, откуда перед тем доносилось хихиканье. На первый взгляд она была пуста, однако при более внимательном осмотре бросалось в глаза очень слабое, но весьма подозрительное покачивание задернутого полога кровати.

– Марио!

Молчание.

– Я знаю, что ты здесь, - сказал Филипп.
– Отлуплю.

Из-за полога высунулась голова д'Обиака.

– Ах, простите, монсеньор, я малость вздремнул.

Филипп усмехнулся.

– Ладно, дремли дальше. Останешься здесь до возвращения д'Аринсаля, добро?

– Добро, монсеньор, - кивнул д'Обиак.
– А что до д'Аринсаля, то он вернется утром.

– Так ты знаешь, где он?

Лицо пажа расплылось в улыбке.

– Что делает - знаю, а где - нет.

– Понятно, - сказал Филипп.
– А тебя, стало быть, он попросил подежурить вместо себя?

– Да, монсеньор. Впрочем, мне и деваться было некуда.

– У твоего соседа тоже девчонка?

– Угу.

– Ну, вы даете! В первую же ночь как с цепи сорвались... Кстати, не возражаешь, если я взгляну на твою кралю?

Не дожидаясь ответа, Филипп подошел к кровати и отодвинул полог.

– Мое почтение, барышня.

– Добрый вечер, монсеньор, - смущенно пролепетала хорошенькая темноволосая девушка, торопливо натягивая на себя простыню.

– А у тебя губа не дура, Марио, - одобрительно заметил Филипп.
– На какую-нибудь не покусишься.

– Ваша школа, монсеньор, - скромно ответил парень, польщенный его похвалой.

– М-да, моя школа. А это, - Филипп указал на девушку, - школа госпожи Маргариты. Тебе сколько лет, крошка?

– Тринадцать, монсеньор.

– Черти полосатые! Да тебе впору еще с куклами спать, а не с ребятами... Вот развратница-то!

Девушка покраснела.

– О, монсеньор!..

– Это я не про тебя, крошка, а про твою госпожу, - успокоил ее Филипп.
– Гм, а ты и в самом деле красавица. И ножки ничего, и личико смазливое, и губки, - он наклонился и поцеловал ее, - сладкие у тебя губки. Ты, случаем, не обижаешься, Марио?

– О чем речь, монсеньор?
– запротестовал паж.
– Конечно, нет.

– Ну, тогда всего хорошего детки. Приятной вам ночи.
– С этими словами Филипп отпустил полог и направился к выходу.

– Взаимно, монсеньор, - бросил ему вслед д'Обиак.
– Барышня де Монтини тоже лакомый кусочек... Ага! Насчет господина де Шеверни.

Филипп остановился.

– Да?

– Он... Ах! Прошу прощения, монсеньор, не могу. Нельзя выдавать чужие секреты... во всяком случае, если за молчание щедро заплачено. Вы уж не обессудьте...

– Да нет, что ты! Напротив, я рад, что, наконец-то, ты научился молчать... Хотя бы за деньги.

В передней Филипп разбудил своего камердинера Гоше, велел ему убрать со стола в гостиной и погасить все свечи, а сам вышел в коридор. Два стражника, охранявшие вход в покои, приветствовали его бряцанием оружия.

Следуя указаниям Матильды, Филипп спустился этажом ниже, прошел по коридору до первого поворота, свернул и очутился в галерее, соединявшей главное здание дворца с более поздней пристройкой, где находились летние покои принцессы и где, соответственно, в данный момент обитал штат ее придворных.

Галерея была пуста и неосвещена, что поначалу несколько обескуражило Филиппа, но вскоре он сообразил, что поскольку это вспомогательный ход, ведущий на этаж фрейлин, а смежный коридор главного здания надежно охраняется, то в его особой охране нет никакой необходимости.

Однако он ошибался - охрана была. При выходе из галереи от стены внезапно отделилась мужская фигура и решительно преградила ему путь. Филипп резко затормозил, чтобы не столкнуться с нею, и едва не потерял равновесие.