— Ma cherie, — склонился он к жене, целуя её в щёку, — прости, что так долго. Служба.

Взяв жену под руку, Сергей повёл её к дому. Бетси словно расцвела в тот день. Её глаза лучились такой радостью, что становилось почти незаметно, сколь сильно она подурнела за время тягости. За ужином Серж был сама любезность, он сел подле жены и ухаживал за ней, но Марья замечала, что всё это напускное, что брат старается изо всех сил не выказать неприязни, что испытывает к жене.

Вечером перед сном, Марья зашла к нему в кабинет. Она очень соскучилась и ей не терпелось поговорит с братом, но ещё больше, она желала рассказать ему о Бетси. Ей казалось, что ежели Серж узнает, как Лиза страдала в его отсутствие, то он переменит к ней своё отношение.

— Серёжа, — подошла она к нему со спины, обнимая за шею, — как же мы все скучали без тебя. Как там в Петербурге? — поинтересовалась она.

Серж улыбнулся, взял сестру за руку и усадил на подлокотник кресла, в котором сидел сам.

— В Петербурге сыро и ветрено. Я получил отпуск до лета и пока останусь с вами.

— Лиза очень скучала пока тебя не было, — вздохнула Марья.

— Я не могу всё время сидеть подле её юбки, — нахмурился Ракитин.

— Да, но ты мог бы писать ей чаще, — упрекнула его сестра.

— Я был занят, — отозвался Сергей. — Я смотрю у тебя новая горничная, — после непродолжительного молчания заговорил он, не желая говорить о своих взаимоотношениях с женой. — А где Настя?

— Настя умерла, — вздохнула Марья и отвела взгляд.

— Умерла? — поднялся с кресла Ракитин. — Но отчего?!

— В том есть и твоя вина, Серёжа, — встала следом за ним Марья и в волнении прошлась по кабинету.

— Как я могу быть виноватым в том? — искренне изумился Ракитин.

— Настя в тягости была, — чувствуя, как запылали щёки, отвечала Марья. — Она ребёнка скинуть хотела, — отвернулась Марья от брата.

Ракитин долго молчал, стоя посреди комнаты, словно впал в ступор, а потом шагнул к поставцам и, распахнув дверцы, достал бутылку шотландского виски из коллекции, что когда-то собрал их отец. Вытащив пробку, Ракитин сделал большой глоток, и со стуком поставил бутылку на стол. Опустившись в кресло, он закрыл лицо руками.

— Я не хотел, — глухо отвечал он. — Я не желал ей смерти.

— Я знаю, — подошла к нему Марья, положив ладони на плечи. — Потому ты очень нужен здесь. Лиза очень боится. Ей кажется, что она тоже умрёт, как Настя.

— Она знает? — поднял голову Ракитин, обеспокоенно гладя в глаза сестре.

— Нет, — покачала головой Марья. — Маменька решила, что ей ни к чему знать о том.

— Я останусь, пока она не родит, — отвечал Сергей, поймав руку сестры и запечатлев на ней поцелуй. — Я рад, что ты была с ней всё это время.

— Серёжа, — робко заглядывая ему в глаза, начала Марья, — ты ничего не слышал о Ефимовском?

— Отчего ты спрашиваешь? — нахмурился Сергей.

— Не знаю, — вздохнула Марья. — Сердце не на месте. Давит что-то вот здесь, — дотронулась она до груди.

— Нет. Ничего не слышал, — покачал головой Ракитин. — Забудь о нём.

Как бы было хорошо, коли можно было бы выбросить из памяти всё то, что мучило, что не давало спать по ночам. Но забыть не получалось, а как дальше жить с горькими воспоминаниями, Марья так и не могла придумать. Все дни без него стали пусты, уж лучше его ненависть, но знать, что с ним ничего не случится, чем терзаться муками неизвестности, не смея даже написать ему. Что может быть хуже неизвестности? Хуже ожидания? Верно, ничего такого и нет на свете.

Минул холодный ветреный март, за ним дождливый сырой апрель, наконец, вместе с маем в Полесье пришла весна во всём буйстве своего цветения.

Марья Филипповна вновь вернулась в то состояние, в котором находилась в Петербурге. Даже не надевая скромных нарядов, преимущественно тёмных и невзрачных тонов, как то было в столице, она стала часто посещать местный храм неподалёку от Полесья. В своих молитвах девушка просила Господа защитить того, кто нынче был столь далеко от неё и ежедневно подвергал свою жизнь опасности, она просила и за Бести, дабы, когда придёт время, жена брата могла легко разрешиться от бремени.

Посещая воскресную службу в первый раз после долгого перерыва, Марья Филипповна замечала и косые взгляды, и тихие шепотки за спиной, но вошла в храм, расправив плечи и высоко подняв голову. Внимая словам протодьякона, читавшего молебен, Марья осеняла себя крёстным знамением, клала поклоны, не глядя на остальных прихожан.

— Ишь, гордая какая, — слышала она за своей спиной злобный шёпот madame Василевской, бабки Поля. — Другая на её месте бы постеснялась в Божий дом войти. Тьфу, блудница! — негодовала старая дама.