Шрифт:
– В виде извинений за это я притащил тебе азалии.
– Вообще, они довольно отвратительны, но это мило с твоей стороны.
Каниан запихнул цветы в ближайшую вазу, не особенно заботясь о сохранности стеблей, и коснулся губами бескровных пальцев Ирэны.
– Не злись. Если бы я все лето проторчал в столице, я бы свихнулся. А так я посмотрел Эйнальд, Виарэ и даже почти доехал до Рэды, но Изольда вовремя вспомнила, что там нет ванн из игристого и, бывает, стреляют злые калладцы, так что мы двинулись назад. Слухи о красоте местных девиц, чтоб ты знала, малость преувеличены. Сочинение на тему "как я провел лето" считаю изложенным.
– Ну, я это лето провела так же, как и предыдущие семь, думаю, можно не повторяться, - снова сверкнула глазами Ирэна. Каниан никогда не злился на нее за резкий тон и вообще спускал сестре многое такое, чего больше никому бы не спустил. Будь он на ее месте, он бы, наверное, и не так белый свет ненавидел. Впрочем, Каниан не мог представить себя девушкой, к тому же не способной передвигаться без тяжеленных костылей.
– Как отец?
– судя по их цвету глаз, Ирэне и Каниану старший Иргендвинд приходился скорее отчимом, но эту маленькую условность они предпочитали соблюдать даже наедине, хотя все прочие условности игнорировали.
– Как всегда, весь в делах. Я бы даже сказала - в шаге от сделки века.
– Неужели? Это как-то связано с теми военными верфями, о которых он говорил весной? Признаться, я несколько выпал из жизни, пока, гм, смотрел мир с Изольдой.
– Хм, связь с морем действительно есть, но очень косвенная.
– В каком смысле?
– А в таком, что я все-таки выхожу замуж. За моряка. За капитана флота Его Величества, если точнее.
Каниан сделал все возможное, чтобы скрыть удивление, но едва ли преуспел: Ирэна за годы своего вынужденного затворничества научилась читать людей как открытые книги. Даже ему иногда становилось неприятно под взглядом колючих зеленых глаз.
– Ты уже считаешь, сколько ему отвалили за это?
– Вовсе нет!
– Лжешь. А еще ты думаешь, что он в любом случае продешевил.
Каниан отвернулся от света, обошел кресло Ирэны и замер у окна, глядя в подходящий к самому дому темный сад.
– Вообще я подумал о том, что торговать дочерями несколько преждевременно. Что он хоть за человек, этот твой капитан?
– Ну, нормальный человек. Меня пленили два метра роста, золотые кудри и косая сажень в плечах. Его пленили пятьсот тысяч, которые за мной дают, после чего он счел, что у меня удивительные глаза. Как видишь, у него хватило ума хотя бы не отвесить комплимента стройности моих ног, так что экзамен пройден. А вообще он, конечно, дурак. С другой стороны, в моем случае лучше иметь мужа-дурака, чем мужа-умника, ты не находишь?
– Не нахожу, но дело твое, - пожал плечами Каниан. Ситуация была ему неприятна. Он решительно не понимал необходимости жертвовать Ирэной ради поддержки Вейзингов с их идиотом-сынком или ради благосклонности любой другой семьи. Иргендвинды относились к тем немногим родам, которые прекрасно выжили бы и без союзников. Сам король последние полвека оставался перед ними в долгах как в шелках. Покойная мать Каниана и вовсе считала долговые расписки в малахитовом ларце их самым большим семейным сокровищем, хотя таскала на плечах килограммы легендарных бриллиантов.
– Я просто считаю глупым разбрасываться нашими лучшими женщинами.
– "Лучшими"? Едва ли. Инэсса, во всяком случае, способна ходить и, по слухам - танцевать, хотя я и помню ее последней коровой. А Альма - красавица, и ее глупость - подарок небес для ее будущего мужа. Сказать по правде, сама не понимаю, почему отец решил начать с меня. А ты, Каниан, все же последний романтик. Еще скажи, что сам планируешь жениться по любви. Свора наших титулованных тетушек такой ход не оценит. Они, я уверена, легко найдут тебе лучшее применение. Такой видный парень должен принести в наше семейство не меньше, чем контрольный пакет акций "Северного хлебного сообщества", они мне сами говорили.
– Ты дочку Фольдера видела?
– усмехнулся Каниан и обернулся к сестре. Темный сад за окном был пуст и почти не шумел, точно заколдованный лес из сказки. В комнате тускло горела единственная лампа, освещавшая столик, какие-то бумаги на нем и кусок пола. Часы в гостиной начали глухо и устало отбивать полночь, но на пятом ударе отчего-то фыркнули и затихли. Каниану сделалось несколько неуютно. Он вспомнил, что у Ирэны жила кошка, древняя как мир, и что кошка эта от нее далеко никогда не отходила. А теперь кошки в пределах видимости не наблюдалось. Без сонного посапывания ветеранки боев с крысами в комнате сестры сделалось как-то непривычно.
– Так и хочется сказать, что я откажусь от титула и удеру в пираты, и гори оно все синим пламенем, - попытался отшутиться и отрешиться от неприятных мыслей Каниан.
– И что? Будешь бороздить нашу лужу на шхуне с романтичным названием? Не смеши меня, Каниан, и молись, чтобы у твоей невесты тоже оказались золотые кудри и минимум мозгов.
– Я люблю брюнеток, - возразил Каниан и несколько погрешил против истины. Никаких предпочтений на этот счет у него не имелось. Правда, три месяца в компании Изольды научили его с большим вниманием относиться к тому, что творится под кудряшками черного, золотого, рыжего или любого другого цвета. Он окончательно понял, что не любит истеричек.