– Если ты еще скажешь, что любишь умных, я вспомню тебе Изольду. Вот уж выдающиеся мозги Эфэла и ближнего зарубежья. Она же рэдка?

– Она - балерина. Артистов о происхождении не спрашивают, Ирэна. Им дарят цветы и с ними проводят время.

– Тогда женись на нордэне. Вот уж будет романтики. Ну, разумеется, до момента, когда тебя найдут где-нибудь в подвале, насмерть забитым сковородкой по причине супружеской неверности.

Каниан невольно фыркнул. Как внук истинной нордэны, северян он терпеть не мог.

– Сковородкой? Да ты что. Настоящая нордэна непременно отковыряет от фамильных доспехов фамильный же меч и пойдет наводить Истинную Справедливость. Знаешь, я познакомился с одной. Она облила меня игристым на балу и извинилась на морхэнн, я ее, естественно, оскорбил, она оскорбила меня в ответ, а потом мы последовательно дрались и братались на диком пляже. Надеюсь, ты в достаточной мере разочарована моим поведением?

– Скажи, что общих детей у вас не будет, а ты догадался представиться именем кого-нибудь из наших конкурентов, и я буду довольна.

– Ирэна, ты безнравственна. На самом деле, мы действительно подрались, а потом выпили даггермар - вылитый самогон, только какими-то травами пахнет и устрашает своим чернильным цветом - и поболтали. Если сбросить со счетов два скорбных факта - северянки тощи до безобразия, во-первых, и верят, будто после смерти попадут в казарму и ведут себя соответственно уже сейчас, во-вторых, даже не знаю, что хуже - она была довольно мила.

– Надо посоветовать отцу. Завидная будет партия. Ему как раз надо бы поправить финансы, а то наш всемогущий должник не расположен отдавать долги...

– Надо быть идиотом, чтобы не понимать: он никогда по ним не расплатится. Тем хуже для него.

Ирэна медленно покачала головой:

– Или для нас, Каниан. Думаю, меня не просто так замуж выдают. От старых дев в нашей семье...

– Ирэна, - твердо сказал Каниан.

– От старых дев в нашей семье обычно иначе избавлялись, - спокойно закончила она.
– Отец стал искать поддержки Вейзингов. И мне это нравится даже меньше, чем мой будущий муженек.

– Ты с ним самим говорить не пробовала?

– Пробовала. Услышала лекцию о семейном счастье и домашнем очаге как высшем предназначении женщины. Кажется, я даже догадываюсь, монолог из какой пьесы он выучил.

– Ирэна, но...

Сестра плавно коснулась колес кресла, и каталка медленно тронулась с места. Каниан, как всегда в таких случаях, опустил глаза в пол. Ему не нравилось это зрелище. Он очень хорошо помнил, как замечательно Ирэна танцевала и как легко порхала по лестницам их дома. Не родись она аристократкой, из нее вышла бы великолепная балерина. Ирэна лет до семнадцати даже собирала фотокарточки знаменитых танцовщиц и хранила их в шкатулке, как дракон - свое сокровище. А потом она упала с лошади на охоте. Был ясный зимний день, много сверкающего снега и синего неба, много шума, много людей, кинувшихся ей на помощь, а крови не было совсем. Каниан тогда даже испугаться не успел.

В жестах рук Ирэны до сих пор сохранилась какая-то птичья легкость. Он совершенно не мог смотреть, как существо, словно самой природой созданное для полета, крутит колеса кресла-каталки.

Ирэна проехалась по комнате, прошелестела бумагами на столике - она могла легко попросить Каниана их подать, но предпочитала никого ни о чем не просить - и снова вернулась на прежнее место.

– Можешь переставать смотреть в пол. Я даже не знаю, что бесит меня сильнее - умильные утешения Инессы и Альмы, или твоя скорбная мина.

– Я даже не стану спрашивать тебя, есть ли прогресс.

– И не надо. Массажи, специальные ванны и "может быть, через год-полтора" ... Взгляни на это лучше.

Каниан взял протянутые ему бумаги и подошел к лампе. На изучение газетной статьи много времени не потребовалось.

– В Рэде не взошла ни пшеница, ни рожь.

– Да. Такого неурожая не было давно. По обе стороны Ларны скоро будут делать хлеб из лебеды.

– И калладцы не уехали к осени?

– Нет.

– Они идиоты.

– Да. Или являют пример самоубийственного благородства. Кому являют - непонятно. Современники не оценят, а до счастливых потомков это дойдет несколько в другом виде.

– Возможно, это щелчок по носу нам, Эйнальду и Аэрдис. В первую очередь, конечно, Аэрдис. Калладцы мыслят масштабно. В плане - в масштабах карты мира. Там они занимают четверть листа, а нас можно закрыть мелкой монеткой. Из этой забавной исторической данности у них вырос искаженный взгляд на вещи.