Шрифт:
Решение израильтян оспаривать завещание Эстер Хоффе совершенно ошеломило не только Еву, но и наблюдателей в Германии. Дело том, что Немецкий литературный архив (Deutsches Literaturarchiv) в Марбахе также вёл с Хоффе переговоры о покупке наследства Брода, в том числе и материалов Кафки. В связи с этим Немецкий архив в качестве заинтересованной стороны обратился в суд, чтобы поддержать право Хоффе на владение рукописями. Институт в Марбахе, крупнейший в мире архив современной немецкой литературы, является для Германии примерно тем же, чем Национальная библиотека для Израиля. Он финансируется, во-первых, землей Баден-Вюртемберг, во-вторых, непосредственно государством Германия, а, в-третьих, получает финансирование от Немецкого научно-исследовательского сообщества (Deutsche Forschungsgemeinschaft, DFS), которое, в свою очередь, получает большую часть своих средств от федерального правительства.
«Израильтяне, похоже, сошли с ума», – заметил исследователь творчества Кафки Клаус Вагенбах.
В отличие от израильтян, архив в Марбахе не претендовал на легальное владение рукописями; он просто хотел получить право на участие в торгах за эти документы. Другими словами, в Марбахе посчитали, что израильский иск является отчаянным, если не хитроумным, манёвром. Если бы торгам за наследство позволили идти своим естественным путем, утверждали в Марбахе, то Хоффе продала бы рукописи Германии.
В условиях нараставшей напряженности Ульрих Раульф, директор архива в Марбахе, написал Еве Хоффе письмо, в котором утверждал, что её мать Эстер «неоднократно заявляла о своем намерении передать наследство Макса Брода в Марбах». Превознося немецкие архивы как обладающие «передовыми возможностями для профессионального хранения и архивирования» и укомплектованные специалистами по сохранению, восстановлению, нейтрализации кислотности и оцифровке, Раульф отмечал также, что хотел добавить рукописи Кафки к литературному наследству более чем 1400 писателей, архивы которых уже содержатся в хранилищах при постоянной температуре 18–19 градусов и относительной влажности 50–55 %. К таковым относится, в частности, архив Хелен и Курт Вольфов. Он включает в себя литературное наследство более 200 писателей и учёных, преследуемых нацистским режимом и вынужденных отправиться в изгнание6. В Марбахе, добавлял Раульф, уже хранится одно из крупнейших в мире собраний рукописей Кафки, уступающее только оксфордской коллекции7.
«Израильтяне, похоже, сошли с ума», – заметил исследователь творчества Кафки Клаус Вагенбах (чьи собственные документы хранятся в архиве в Марбахе), когда был подан иск о прекращении действия завещания Эстер Хоффе. Однако во время слушаний перед судьей Копельманом Марбах постепенно перешёл к менее конфронтационному подходу и стал подчеркивать, что предстоящая битва за наследие Кафки не обязательно должна быть игрой с нулевой суммой. Так, Марсель Леппер, директор Марбаха по научным исследованиям, отметил, что «при финансовой поддержке Федерального министерства иностранных дел Германии Научно-исследовательский центр Франца Розенцвейга Minerva при Еврейском университете в Иерусалиме и Немецкий литературный архив в 2012 году запустили совместный исследовательский проект, который поможет сохранить немецко-еврейские коллекции в израильских архивах… Совместные децентрализованные проекты более приемлемы, учитывая особую ответственность Германии в контексте германо-израильских отношений».
Ева видела происходившее в более резком свете. «Марбах не осмеливается открыто оспаривать израильские претензии», – заявила она в 2009 году немецкому еженедельнику Die Zeit. – Они по-прежнему испытывают угрызения совести из-за войны и Холокоста». А в беседе со мной, говоря о Германии и Израиле, она отметила, что «две культуры – европейская и левантийская – просто несовместимы».
Для того чтобы достойно представить свои интересы по делу Хоффе, Марбах привлек Саара Плиннера, одного из ведущих юристов Израиля в области интеллектуальной собственности. Плиннер представил в суд заявление руководителя отдела рукописей Марбаха Ульриха фон Бюлова, который утверждал, что Брод, который посещал архив в 1960-х годах, прямо заявлял о своём желании, чтобы его наследство было передано именно сюда. Плиннер утверждал, что данное разбирательство является всего лишь предлогом для захвата израильтянами частной собственности. Изначально личные документы, которые Кафка писал для себя, стали собственностью Брода, потом собственностью семьи Хоффе, а теперь, возможно, станут собственностью государства Израиль.
На более позднем этапе судебного процесса Плиннер указал на первый признак того, что дело является личным: дружбу между Кафкой и Бродом. Он попросил суд отделить рукописи, которые Кафка передал Броду в качестве подарков, от рукописей, которые Брод взял из стола Кафки после его смерти. Последние документы, предположил Плиннер, не принадлежат ни семье Хоффе, ни Национальной библиотеке, и если кому-то и принадлежат, то только Майклу Штайнеру, единственному из ныне здравствующих наследников Кафки, который сейчас живет в Лондоне.
Некоторые исследователи оспаривают права Брода даже на подарки, которые он получил непосредственно от Кафки. Например, биограф Кафки Райнер Штах пишет, что, хотя Брод утверждал, что Кафка передал ему различные незавершенные рукописи в качестве подарков, но на самом деле Кафка передавал их Броду как своего рода «бессрочную ссуду», и позже Кафка прямо просил Брода сжечь и эти рукописи тоже. Учитывая заслуги Брода в сохранении наследия Кафки, мало кто оспаривал мнение Брода. Так, Майкл Штайнер в адресованном мне письме отмечал:
Интерес к наследию Кафки и этому делу состоит, кроме всего, и в возможности того, что рукописи, которые являлись предметом судебного разбирательства, могли включать в себя отдельные документы, которые Франц Кафка никогда не передавал Максу Броду и которые поэтому не принадлежат к его наследству. Потребовалось много лет, чтобы составить опись этого имущества, но даже после этого (в силу того, что этот список не был подготовлен специалистами) оставалась и остаётся неопределенность по поводу того, действительно ли некоторые рукописи были на самом деле подарены Броду Все судьи на протяжении многих лет всячески подчеркивали, что занимаются не этим вопросом, а исключительно тем, кто является законным владельцем принадлежавших Броду рукописей – согласно его завещанию или подаренных им при жизни.