Именно на встрече «Бар-Кохбы» в январе 1912 года Кафка прослушал лекцию о народных песнях на идиш, которую читал 47-летний венский литератор Натан Бирнбаум – тот самый, кто за двадцать лет до этого изобрел сам термин «сионизм». «Кафка жадно ловил каждое слово лекции Бирнбаума», – пишет Райнер Штах. Кафка также приходил в «Бар-Кохбу», чтобы послушать лекции таких сионистов, как Феликс Зальтен (будущий автор детской книги «Бэмби») или Курт Блюменфельд, генеральный секретарь Всемирной сионистской организации. Он также слушал сиониста Дэвиса Тритча, ведущего деятеля еврейской культуры, основателя издательства J"udische Verlag и редактора журнала Pal"astina, в котором рассказывалось о еврейских поселениях в Палестине.

В сентябре 1913 года Кафка вместе с примерно десятью тысячами других участников (включая его будущего издателя Залмана Шокена и будущего первого премьер-министра Израиля Давида Бен-Гуриона) принял участие в одиннадцатом Всемирном сионистском конгрессе, проходившем в Вене. (Главная цель поездки в Вену была связана у Кафки с работой: там проходил второй Международный конгресс работников спасательных служб по предотвращению несчастных случаев). Кафка слушал выступления Нахума Соколова, Менахема Усышкина, Артура Руппина и других ведущих сионистских ораторов. Делегаты посетили премьеру 78-минутного немого документального фильма, созданного Ноем Соколовским. В фильме показывались панорамные виды недавно построенного Тель-Авива, достопримечательности Иерусалима и еврейские сельскохозяйственные поселения в Иудее, Кармеле и Галилее15.

Шумное собрание оставило Кафку равнодушным. «Я присутствовал на съезде сионистов, – писал он Фелиции, – с таким ощущением, как будто это было совершенно чуждое мне событие, я чувствовал себя стеснённым и расстроенным многим из того, что происходило». «Трудно представить себе что-нибудь более бесполезное, чем такой съезд», – сказал он Броду. В своих дневниках Кафка высмеивал Pal"astinafahrer, «палестинских ездоков», то есть тех, кто совершал путешествия в Палестину: «На устах у них всё время маккавейцы, и они хотят походить на них»16.

Находясь в Праге, среди противопотоков культурных течений, Кафка не менее Брода и его друзей-сионистов опасался окружающего антисемитизма. Как и они, Кафка слишком хорошо знал, что чехи видели в евреях немцев, а немцы – евреев. «Что они делали, – писал в 1897 году Теодор Герцль, – эти маленькие пражские евреи, эти честные торговцы средней руки, эти самые миролюбивые из всех миролюбивых граждан?.. Некоторые из них пытались быть чехами – и на них нападали немцы; другие, которые пытались быть немцами, подвергались нападению со стороны чехов – ну и немцев тоже»17.

Как и Брод, Кафка читал полные ненависти антиеврейские статьи в чешской газете Venkov («Деревня») и не раз сталкивался с «будничной» травлей евреев. Так, однажды вечером, когда Кафка посетил салон, хозяйкой которого была жена его начальника, один из её гостей заметил: «Вы что, и евреев пригласили?»

Два пражских писателя имели несхожие характеры, у них по-разному сложились судьбы, но оба испытали горький опыт принадлежности к еврейскому меньшинству в пределах немецкоговорящего меньшинства внутри ещё одного, чешского меньшинства в неоднородной Австро-Венгерской империи, раздираемой центробежными силами соперничающих видов национализма. И оба на личном опыте ощутили рост антисемитизма, который сопровождал распад этой империи.

В декабре 1897 года, в возрасте четырнадцати лет, Кафка был свидетелем трёхдневных беспорядков в Праге. В течение так называемой «декабрьской бури» мародёры разрушали синагоги, грабили еврейские магазины и нападали на дома евреев, в том числе на дом Брода. «В моём доме тоже били окна по ночам, – вспоминал Брод. – Дрожа от страха, мы перебежали из детской, которая выходила на улицу, в спальню родителей. Я и сейчас помню, как отец выхватил из кроватки мою маленькую сестру а утром на её постельке нашли большой булыжник, выломанный из брусчатки».

Два года спустя, в 1899 году, Кафка внимательно следил за делом Леопольда Хилснера, молодого еврея из городка в Богемии, обвинённого в ритуальном убийстве чешской девушки-католички. Он читал рассказ очевидца о погроме 1906 года, написанный его другом Абрамом Грюнбергом. Он видел в пражском сионистском еженедельнике Selbstwehr сообщения о кровавом навете на Бейлиса в Киеве (1911–1913) и, как свидетельствует Брод, написал короткий рассказ об этом печально известном деле (рассказ по просьбе Кафки сожгла его последняя любовница Дора Диамант)18. Он был потрясён драмой Арнольда Цвейга «Ритуальное убийство в Венгрии» (Ritualmord in Ungarn), написанной в 1914 году, в которой автор излагал историю кровавого навета, известного как Тисаэсларское дело. «В одном месте я даже вынужден был прервать чтение, сел на кушетку и расплакался, – писал Кафка Фелиции. – Я уже много лет не плакал»19.

В 1922 году Кафка наблюдал, как студенты Немецкого университета в Праге начали беспорядки, отказываясь получать дипломы из рук ректора университета, еврея. В том же году Кафка был вынужден ответить на длинную антисемитскую статью Ганса Блюхера Secessio Judaica, в которой тот осуждал «еврейскую мимикрию» и рекомендовал «отделять» евреев от немцев20. Кафка видел всю эту бешеную ненависть без всяких иллюзий. Так, например, когда в 1922 году был убит министр иностранных дел Германии Вальтер Ратенау, еврей, то Кафка заметил, что «непонятно, как это они вообще позволили ему прожить так долго».