– Отрыжку знаю, – чуток поразмыслив, сказал Хранивой и плеснул в кружку квасу: – Бабка и вправду умна преизрядно. Было дело, и меня от смерти уберегла. Наши-то лекари тока ручонками разводили. Да жрецов звать советовали, дабы правильно сдохнуть. И чего мне тогда стукнуло Отрыжку позвать? По сей день не пойму. Но позвал, и сижу тут живой невредимый. Я ей до скончания века обязан… Будет о том. О другом речь: сходи, порасспроси бабку. Не захочет, так пошлет, куда подальше – у нее не задержится. А вот коли снизойдет, так ты можешь такого наузнавать, что не сразу и сообразишь: надо ли? – дядька испытующе глянул в глаза Таймира.

Но тот в споры не вступал за ненадобностью. Ибо твердо решил: к помянутой знахарке он сходит, и дело это мутное просто так в покое не оставит. Дрищ замызганный, прихваченный у подворья старинного дядькиного друга – боярина Крепши – обычное затрапезное дерьмо. А вокруг него что-то нечистое творится. А может, и вокруг всей его семейки. Сами-то по себе людишки негодящие, но ради них, выходит, колдовством озаботились. Таймир во все колдовское не верил и на мизинчик.

Но Хранивой ему втолковывал еще по малолетству: пусть мне докажут, будто это есть, или этого вовсе не существует, а после уж можно и выводы городить. Боги там, волхвы, колдуны – Таймиру не посчастливилось узреть доказательства могущества хотя бы одного из них. Но, приняв решение отправиться к бабке Отрыжке, он как бы заранее поставил на колдовство. Дескать, вполне возможно, что оно на свете есть. Надо его только отыскать. А вот уж коли не отыщется, тогда и голову себе не морочить. Согласиться с тем, что змеюка та и вправду случайно к ним забрела со всеми своими закидонами.

– Откуда? – со зловещей лаской процедил Батя.

Сгреб за шиворот внучечку и встряхнул ее: не больно, но внушительно. Ялька шмыгала носом и болталась в грозной отеческой лапе бессловесным тряпьем. Но молчала, как полено – хоть ты на лучины ее щепи!

– Отвечай, коли дед спрашивает? – грозно насупился Батя, еще разик для острастки встряхнув непутевую мокрощелку.

Та, не говоря худого слова, обметала себя знакомой пеленой. И через миг в отеческой руке, поджав уши, задергалась серая в пятнах рысь с глазами цвета темной сливы.

– Во, видала? – сунул ей Батя в нос увесистый кукиш и накрепко вцепился в мохнатый загривок: – Вот тока мне тут поцарапайся! Зубы-то, чай, назад Отрыжка вставлять не умеет. А ты у меня без зубов такой красавицей станешь, хоть вой! Одна с тебя польза и останется, что шкура на воротник.

Рысь замерла и недоверчиво покосилась на деда – тот многозначительно прицвиркнул и криво ухмыльнулся. Рысь повела длинным ухом с кисточкой, мол, говори, деда, слушаю тебя со всем вниманием.

– Во! – ткнулся ей в нос второй кукиш. – Давай, вертайся. Я тут еще с кошками облезлыми бесед не разводил. Много чести, засранка, туды тебя!

Через три удара сердца в его руке висела горестно моргающая внучечка и плаксиво кривила ротик.

– Во! – третий кукиш обстоятельно разъяснил, где Батя видал ее кривляния. – Откуда взяла? – ткнул он ее носом в три цветных блестящих камушка, лежавших на краю стола.

– Украла, – со вздохом человека признающегося, но отнюдь не раскаявшегося, поведала Ялька, невольно почесав задницу.

– Ага! Чует, чем для нее дело кончится! – обрадовался Батя.

– Нельзя, – помотала взъерошенной головенкой внучка. – Слабых бить нехорошо.

– А красть все, что плохо прячут?

– Их хорошо прятали, – озадаченно возразила внучка, вытаращив глазенки. – Я всю ночь проторчала на крыше. А после еще добывала…

– И чуть не попалась, – посерьезнел Батя, выпустил ворот замшевой рубахи и погладил непутевую по спине: – А попадись ты? Где б я тебя искал? И без того ублюдки Оглодышевы подглядели, как ты перекидывалась. Где и умудрились-то? Да они задротыши неудалые. А возьмись за тебя кто покрепче…

– Один уже никому не скажет, – потупившись, призналась Ялька, ковыряя сапожком дощатый пол харчевни.

– Упокоила, – без укора или сожаления догадался Батя. – Точно ли мертв?

– Укусила, – подтвердила Ялька. – Влезла змеей в управу и достала за пятку.

– В какую управу? – опешил дед.

– В Тайную, – с готовностью ответила оборотенка, не имевшая привычки лгать.

– От же дура! – обессиленно простонал Батя, уложив руки на стол и вперившись перед собой тяжким взглядом.

– Де-еда, – затеребила его плечо Ялька. – Деда, я осторожненько. Меня ж никто не видал. Я точно знаю: никого не встретила, ничей запах не почуяла. И взгляд тоже.

– Ага, – едко усмехнулся тот. – И следы за собой замела. Да письмецо на мертвяке оставила.

– Зачем?

– Дак с разъясненьицем же. Откуда в Тайную управу забрела змея. Да отчего сунулась не к первому встречному, а прямиком к Оглодышеву отродью. К тому самому, что наложил на тебя лапу при всем честном народе. Нынче же, гляди, к самому Оглодышу Хранивой не погнушается наведаться. Этот любит всякие загадки. Хлебом не корми – дай порыться в чужом дерьме.

– Деда, тогда я к нему сбегаю, – виновато засопела Ялька.