У него и мысли не возникло, будто разбойники от него отделаются – эти свое слово сказали и от него не отступятся. Но что-то подсказывало: чем быстрей они трое уберутся подальше от столицы, тем лучше. А еще… Таймир вдруг ощутил большое удовольствие оттого, что он вырвался, наконец-то на свободу. Как оно там повернется? Придется ли ему возвращаться к прежней жизни – ведают лишь боги. Но сейчас ему казалось, что возврата к ней нет. И сердце аж заходилось от торжества его собственной воли над властностью глухой и безжалостной судьбы.

Глава 7

Глава 7

Отрыжку они обнаружили случайно – до села, где та нашла приют, еще и не добрались. Поднялись на взгорок, подпирающий лесную опушку, и с его вершины узрели откляченную задницу ведуньи, копошащейся в густой траве. Верней, ее признал Батя, изрядно притомившийся за несколько дней верхом – годы-то уж не те.

– Ты тока глянь: моя задница, – ткнул в нее плетью старик, и пополз из седла, кряхтя беременной бабой на сносях: – Пропади оно все пропадом, – бухтел он, потирая собственный зад. – Так и сдохнуть недолго.

– Рано, отец, – усмехнулся Юган, переглянувшись с державником. – Тебе вон еще Яльку замуж снаряжать. Уж пяток-то лет поживи.

– Мало, – возразил Таймир, спешившись. – На кой мне такая сикалка в женах?

За эти дни они как-то притерпелись к друг к дружке после головомойки, что устроил им Батя. Вот, как только сцепились в первый раз на ночевке, так и отходил двух говнюков плеткой, дабы не портили ему жизнь. Пригрозил прирезать, коли хоть одна собака еще гавкнет против его норова. А после и вовсе посоветовал обоим поворачивать назад, ибо толка от двух петухов можно дождаться лишь в горшке с кашей. Не сказать, чтоб между разбойником и полусотником взыграло что-то личное – они худа друг дружке не делали. Но Юган был старше на восемь лет, и оттого вздумал помыкать сопляком, каковой без седины в бороде старшинства не признавал. Впрочем, Таймир, единожды дав отпор, тотчас и угомонился. Он справедливо полагал, будто распрощается с Юганом, лишь доберется до Яльки. Но, на последнем привале Батя оглушил его, дескать, без Югана внучечка с державником никуда не пойдет. Еще и позубоскалил, мол, невесте с женихом невместно гулять в одиночку. Вот пускай Таймир прежде женится, а после тащит женку, куда ему вздумается. Жених смекнул, что Батя свою внучку без надежного человека не отпустит. Поскрипел зубами, но смирился: старик в своем праве, а дело сделать надо. Нужно выручать из-под топора дядькину голову, иначе жить после станет невмоготу.

– Ты тока глянь на нее, – криво ухмыльнулся Юган и кивнул на старушку, удерживая своего и заводного коней.

Таймир глянул и тоже не сдержал усмешки. Невесть откуда взявшаяся молодая волчица вцепилась в бабкин подол. И тянула изо всех сил, пытаясь развернуть ее в нужную сторону навстречу гостям.

– Тетеря, – буркнул Батя, взяв коня под уздцы и начав спускаться на луг, где паслась его Благоюшка. – Сама глуха, как рыба, так хотя бы внучку слушалась. Так вот и попадется, кому не надо.

Таймир, услыхав про внучку, зашарил глазами по лугу, но Яльки было не видать. Начало лета, травы в пояс еще не поднялись, спрятаться, вроде, негде. Разве ямка где какая… Разбойники дружно заржали: Отрыжка попыталась прямо так, не разгибаясь, лягнуть серую нахалку, да ткнулась носом в землю. Поднялась, потирая ушибленную коленку, выдрала из земли воткнутую для удобства клюку и замахнулась на зубастую тварину. Та шмыгнула в сторону, и Отрыжка, приноравливаясь к зуботычине, обернулась-таки, куда требовалось. Да так и застыла, вглядываясь в приближающуюся троицу. Таймир краем глаза заметил, как волчица пропала с головой за разлапистым пуком травы. Но тотчас отвлекся, насладиться ядовитой перепалкой двух обожающих друг дружку стариков.

– А ну! Давай-ка сюда! – покликал Юган.

Таймир вновь глянул туда, где скрылась волчица – над застывшей в безветрии травой торчала белобрысая макушка.

– Знатная невеста, – хмыкнул Юган. – Нахальна, но пуглива.

– Какая невеста? – всполошилась Отрыжка.

– После, – одернул ее Батя.

Ведунья заглянула ему в глаза и охнула:

– Неужто беда, батюшка?

– Беда, Благоюшка, – не скрыл он. – Пошли сбираться. Времечко жмет.

В домике на краю села, где они с Ялькой пережили этот год, Отрыжка, к удивлению державника, впервые узнала, что ее внученька уж и просватана. Таймир воспрял, ибо прежде думал, что она ту волю богов и огласила. Не тут-то было: бабка о том и понятия не имела, но приняла новость за дело решенное. Даже к нему чуток потеплела. Но против его задумки отправиться с Ялькой в Харанг воспротивилась спокойно и бесповоротно. Батя в споры не лез. Просто усадил внучечку на колени и спросил:

– Чего скажешь-то, Ялитихайри?

– Тебе это важно? – приникла к нему Ялька.

– А тебе?

– Мне никак, – честно призналась она. – Но, когда война, думаю, всем плохо.

– Без нас разберутся, – отрезала бабуля. – А Твердиславе надо бы и совесть поиметь.

– Надо бы, – подтвердил дед и понукнул Таймира повторить все, что пересказал ему дядька.

Тот постарался ничего не упустить. Припомнил даже то, что прежде выскользнуло из памяти – ведунья умела вести спрос.

– Была у меня такая мысль, – призналась та, вытащив из него все до последней крошечки. – Знавала я эту лахудру, как ее тока из Харанга привезли.

– Да ладно, – не поверил Таймир, хотя прочие и бровью не повели.

– Зазывали меня к ней рожу прыщавую исцелять. Да навряд ли государыня то нынче припомнит. Оно и на руку. Выходит, это ей мы дорогу перешли. Отчаянно. Эта, коль чего захочет, так не слезет, покуда не поимеет. Сказываешь, братца она ненавидит? – переспросила Отрыжка.

– Сама ближникам своим призналась. Дескать, мечтаю лицезреть, как сгниет, – припомнил Таймир и это.

– Как сгниет, говоришь, – задумчиво протянула она, пытая глазами столешницу, на которой что-то вырисовывала пальцем.