– А еще раз мы как-то чуть не протаранили кита, - мстительно добавила капитанесса, отряхивая от пыли треуголку, - Только лишь потому, что наш вахтенный самовольно покинул пост.

Габерон придирчиво отобрал самое презрительное и высокомерное из своих выражений.

– К вашему сведению, вахтенный – это лицо корабля, капитанесса, сэр. Я не мог допустить, чтоб другие экипажи лицезрели вахтенного, одетого по моде полугодичной давности!

Обнаружив среди руин мидль-дека свой лиловый сюртук, Габерон накинул его на плечи и не удержался от горестного вздоха – тот был похож на изжеванную лиловую тряпку.

Тренч сплюнул несколько чешуек на палубу и неуверенно заметил:

– Но его план в некотором роде действительно…

– Тренч, - глаза капитанесса прищурились, - Этот человек – самый недалекий, наглый, самовлюбленный, трусливый, никчемный и ленивый канонир во все воздушном океане. Подумай об этом в следующий раз, когда он предложит очередной план. Если бы не я…

– Премного благодарен, капитанесса, сэр! – ухмыльнулся Габерон, отдав честь, - По правде сказать, вы даже преуменьшили список моих заслуг.

Капитанесса окатила его ледяным презрением. Которое не показалось приятным даже в удушающей жаре залитой Маревом палубы. Прихрамывая, Алая Шельма подошла к распростертому голему. Несмотря на то, что тот не шевелился, слепо глядя в палубу потухшим глазом, двигалась она с явственной опаской.

– Он… Готов?

– Готовее не бывает, - ухмыльнулся Габерон, - Можно посыпать луком и подавать на стол. Между прочим, чертовски крепкий сукин сын.

– Этот сукин сын украл мой приз, - капитанесса со злостью пнула ботфортом неподвижную стальную тушу. Та отозвалась негромким гулом, - Да и черт с ним. Не очень мне и нужна была эта консервная банка. И вообще, мне никогда не нравились канонерки. Думаю, Паточная Банда сможет найти корабль получше.

– Наверняка найдем, - Габерон улыбнулся своей дежурной улыбкой. Кажется, она была единственным, что не пострадало за последние сутки. Разве что немного потускнела.

Алая Шельма развернулась в сторону трапа.

– А теперь, господа, попрошу подняться всех на верхнюю палубу. Через две минуты последняя шлюпка отчаливает, с вами или без вас.

Подбородок ее был гордо поднят, но Габерон мельком заметил то, что могло ему и привидится в липком мороке Марева – улыбку на губах капитанессы.

– И с ним, - вдруг сказал Тренч.

Он стоял на прежнем месте и показывал на неподвижного голема. Рядом с ним он выглядел еще более щуплым и угловатым, чем обычно. Давид рядом с мертвым Голиафом. Перепачканный рыбной чешуей и похожий черт знает на что Давид, подумал Габерон.

Бровь Алой Шельмы поползла вверх.

– Прости, что?

– Мы перенесем его на «Воблу», - спокойно произнес Тренч.

– Все в порядке, мальчишка просто хлебнул слишком много Марева, - поспешил сказать Габерон, но Тренч внезапно перебил его.

– Мы должны узнать, кто его создал. Кто погубил команду. Не хочу, чтоб в этом обвинили Готланд.

– Ах вот как, - Габерон почесал в затылке, - Что-то мне подсказывает, что едва ли найдешь на нем заводское клеймо. Кто бы ни испытывал эту штуку, он, кажется, отнюдь не стремился заявить о себе.

Тренч упрямо дернул плечом. И даже одно это движение было выразительнее любых гримас и любых слов.

– Если понадобится, разберу его на запчасти. Но найду.

– Приятель! Ты представляешь себе, сколько он весит?

– Используем лебедку и шкивы. Всего-то дотащить его до шлюпки.

Габерон развел руками.

– Он твой подчиненный, Ринни. Тебе и решать.

– Тащите, - устало вздохнула капитанесса, - Но разбирать его будешь на гандеке или в трюме. На худой конец из него получится недурная статуя для кают-компании. И вот еще, Тренч. Рекомендую принять душ, как только окажешься на «Вобле».

* * *

Шлюпка взмыла над Маревом медленно и неохотно – слишком уж большой груз приходилось ей нести. Но когда она все-таки оторвалась от его поверхности, затянутой легкой алой дымкой, Габерон едва сдержался, чтоб не заорать от восторга.

Небо над ними было ослепительно синим, а облака – ослепительно белыми. В царстве, в котором все цвета состояли из оттенков алого, любой другой цвет ласкал взгляд. А еще здесь был ветер. Не ленивое колебание в плотном и горячем воздухе, как внизу, а настоящий ветер – то небрежно и насмешливо треплющий по щеке, то ласкающийся, как большой кот, то презрительно шипящий на ухо.

– Если не собьемся с курса, к полудню сядем на хвост Хлопотуньи и будем идти почти до самого Порт-Адамса, - заметил Габерон, переходя на крутой бакштаг, - Дня за три управимся. Но я настаиваю, чтоб Тренч сидел на носу, подальше от меня. Его запах мешает мне ориентироваться в пространстве.