– Должно быть, Тренч и Габерон осваиваются с управлением. Дело не быстрое.

– Вот уж на кого вся надежда! – рявкнул Дядюшка Крунч, - На рыбу-инженера, который на ветру без года неделя, да самовлюбленного болтуна! А если им нужна помощь? Если у них на борту авария? Если там бой?

Голем клокотал так, словно в его металлических венах вместо масла текла обжигающая магма. Он то и дело подносил к объективам своих глаз подзорную трубу, но почти сразу ее отпускал. Между двумя кораблями уже пролегло слишком большое расстояние, чтоб можно было надеяться разглядеть «Барракуду» даже ясным днем, не то что в сгущающихся сумерках.

– У них все в порядке, - заявил «Малефакс», не скрывая раздраженного тона, - В сотый раз тебе говорю, ржавая бочка... На борту канонерки не было ни единой живой души. Нет там никакого боя. И сигнала бедствия они не подавали. Вероятно, наша прелестная капитанесса сейчас осматривает свой трофей и примеряет форменную формандскую треуголку.

– Она девчонка! – рявкнул голем, едва не скрутив подзорную трубу в ком мятого металла.

– Она капитан, - хладнокровно парировал корабельный гомункул, - И ее приказы имеют первостепенную важность. Если она сказала – никакой связи, я не собираюсь нарушать ее указание. Мы будем идти в тишине курсом на Порт-Адамс. И ждать их.

Дядюшка Крунч погрозил темнеющему небу кулаком.

– Рыбьи твои потроха… В наши времена гомункулы знали свое место и не лезли учить команду!

«Малефакс» пренебрежительно фыркнул, но предусмотрительно не стал вдаваться в спор. Может, иногда он выглядел легкомысленным и излишне язвительным, но, как опытный фехтовальщик, никогда не пытался идти напролом. Едва ли в целом свете могла найтись сила, способная противостоять разгневанному абордажному голему. Корди тактично стала делать вид, что разглядывает выскакивающие из-под кормы «Воблой» облака, разрезанные пополам килем или превратившееся в бесформенные клубки висящей мороси.

Когда-то закат в небесном океане казался пугал ее, заставляя прятаться под палубу всякий раз, когда небеса начинали темнеть, а пушистые и легкие при дневном свете облака превращались в зловещие черные и серые тени, скользящие вокруг корабля. Прошло немало времени, прежде чем она поняла, что в ночном полете есть свои прелести. Если корабль идет свыше десяти тысяч футов, можно смотреть на звезды – на такой высоте они необыкновенно ярки и похожи на рассыпанный серебряный сахар…

– Скорость? – скрипуче спросил Дядюшка Крунч, все еще крутя бесполезную подзорную трубу.

– Четырнадцать узлов, - почти мгновенно отозвался «Малефакс», - Хлопотунья никогда не подводит в эту пору года. Более того, смею заметить, мы можем двать все восемнадцать, если поднимем грот-стень-стаксель и бизань-гаф-топсель. Это даст нам дополнительную парусность приблизительно в триста квадратных футов, а значит…

– Не поднимать. И спусти грот-брам-стаксель.

– Но это уполовинит нашу скорость! – запротестовал гомункул, - Мне казалось, капитанесса весьма четко сказала…

– Что бы ни сказала капитанесса, «Воблой» сейчас командую я, - отрубил Дядюшка Крунч, - И я говорю – спусти грот-брам-стаксель. Грот должен быть пустым.

– Мы будем плестись как хромой судак, - проворчал «Малефакс», не скрывая досады, - На таких славных ветрах грех не помчаться!

Дядюшка Крунч выпятил вперед свою бочкообразную бронированную грудь.

– Мы будем идти самым малым ходом, который только возможен. И поддерживать постоянный контакт с «Барракудой». Отвечаешь за это лично. Мы не будем удаляться от них больше, чем на восемьдесят миль.

– Страхуешь? – бесцеремонно осведомился гомункул, - С одной стороны, могу тебя понять. С другой, если капитанесса узнает, что ты боишься отпустить ее с поводка…

На мачтах, тронутые невидимыми руками «Малефакса», зашуршали паруса. Корди любила наблюдать за тем, как гомункул работает с парусной оснасткой. Было что-то чарующее в том, как тяжелая парусина ползет к реям, мягко собираясь в складки, как скользят, натягиваясь, леера и брам-фалы. Можно было представить, что по мачтам и реям снует целая команда трудолюбивых невидимок, действующих в полнейшей тишине…

– Она не узнает, - неожиданно мягко сказал Дядюшка Крунч, наблюдая за тем, как стягиваются брамсели на всех мачтах, - На формандской канонерке слабый гомункул, мы будем держаться дальше радиуса его обзора. Пусть Ринриетта думает, что идет сама. А мы будем ее прикрывать от случайностей в пути. Осторожно.

– Не доверяешь? – ухмыльнулся гомункул.

Корди ожидала, что Дядюшка Крунч опять разозлится, даже сделала украдкой полшага назад, чтоб не попасть в эпицентр яростной вспышки, но тот лишь хрустнул суставами своих громоздких механических лап.

– Упрямством она вся в деда, - пробормотал голем с усмешкой, похожей на скрип старой пружины, - А Восточный Хуракан был упрямее осетра. Я рассказывал вам, как мы с ее стариком тянули «Воблу» без парусов?

Корди с готовностью закивала головой. Истории о Восточном Хуракане она любила ничуть не меньше самой Ринриетты. Некоторые из них были жутковатыми, от других перехватывало дыхание, как от жесткого левентика [83] , третьи вызывали у нее улыбку или недоумение. Дядюшка Крунч знал великое множество историй на все случаи жизни – и охотно пускал их в ход, если по близости обнаруживались слушатели.