— Но? — спросила я, грубее, чем того хотелось бы.

Он молчал какое-то время, прежде чем прочистил горло и сказал.

— Я думаю, что если кто-то, уровня Трента Келлера, достаточно впечатлен, чтобы предложить тебе пройти отбор, тогда, возможно, пришло время для тебя, наконец, двигаться самостоятельно, найти для этого финансирование. Быть самой себе хозяйкой и отчитываться только перед самой собой.

Я вздохнула. Именно по этой причине я не звонила своему отцу, чтобы рассказать ему об этом предложении. Несмотря на то, что все его порывы были от души, они не всегда были осуществимы или практически невыполнимы.

В любом случае, он явно не являл собой пример успешного предпринимателя. За всей его бравадой и бахвальством о погоне за мечтой и моем собственном деле, его действия на протяжении многих лет научили меня разному. Одно, о чем я часто напоминала себе — это то, что успех мог гарантировать счастье, неудача, в свою очередь, могла быть залогом разрушения.

— Пап, я ценю твою заботу, но мне нужно выбрать то, что будет лучше для меня. И это может означать остаться в Stonestreet’s или пойти на риск вместе с TK Hospitality Group, или сделать что-то совершенно противоположное, — сказала я, чувствуя себя неуверенной в своем будущем как никогда. — Я сама в этом еще не разобралась.

— Жизнь всего лишь дает нам множество возможностей, Гвен. И я не знаю, возможно, ты хочешь добиться успеха под чьим-то знаменем, чем под своим собственным, но для этого ты слишком талантлива, — сказал он, его голос был пронизан раздражением. — Что я знаю, и что известно тому ресторатору, и что знают, похоже, все, за исключением тебя самой, так это то, что ты тратишь свое время впустую в принадлежащем спортсмену американском стейк-хаусе, которое закончит свое существование практически также быстро, как и карьера Логана. Ты собираешься позволить этому стереть себя саму также быстро?

Как и всегда мой отец задавал много правильных вопросов. Проблема была в том, что мне было нечего ответить.

Глава 14

ЛОГАН

Я прильнул к кафельной стене в туннеле, перед раздевалками, слушая, как семидесяти пяти тысячная толпа разгневанных фанатов Blizzards требовала моей смерти. Поражение в двадцать восемь очков Кливленду, четыре перехвата, один мяч и бросок на девяносто шесть ярдов — рекордно низкий показатель за всю историю. Сегодня вечером я выглядел как второй запасной новичок-квотербек сразу после старшей школы.

Освистывания и крики стали еще оглушительнее. Мое сердце часто билось в районе ребер, каждый дюйм моего тела был покрыт потом и грязью, вонью от моих собственных страданий — ядовитая смесь отчаяния, разочарования и злости.

Толкая дверь в раздевалку, я не поднимал глаз, избегая суровых взглядов моих товарищей по команде, и, быстро забрав одежду из сумки, направился в душ. Мне не нужно было видеть то, как Крис яростно срывал с себя форму и бросал на деревянную скамью, этот звук был крайне громким в стоявшей тишине. Мне не нужно было подтверждение от Остина, Тони или Олсона, что я облажался, играя как любитель, — их обида была таким тяжким грузом, что казалось, будто я волочил за собой цепь. Мне не нужно было визуальное доказательство того, что вся линия обороны по-прежнему была в своей потрепанной форме, следя за каждым моим движением, как будто я будущая добыча для хищников. И кто мог упрекать их? Защита вытащила для the Blizzards две последние игры, которые все-таки окончились поражением.

Пресса и тренерский состав рассматривали поражение команде the Raiders как единичный случай, в результате чего квотербек, новичок Фитцпатрик, отвечал за мяч, в то время как я отдыхал. Но сегодня вечером не было никаких оправданий — я не смог достойно выступить против самой слабой команды в лиге. С самого первого броска я почувствовал разрозненность и неслаженность, и так и не смог найти свой ритм или задать свой собственный.

Правда была в том, что я не ощущал спокойствия с того моего спора с Гвен. Я ненавидел, страшно ненавидел то, что я вытащил на поле с собой и эту эмоциональную нерешительность. Моя сексуальная жизнь не должна была иметь места в игре. Мне ли не знать об этом. Как бы там ни было, в чем была моя проблема? Я никогда не позволял личному дерьму и мелкой фигне отвлекать себя или как-то влиять на мою игру раньше, так что же случилось теперь?

Душевые были пустыми, предлагая столь необходимую отсрочку от осуждений и негативной реакции. Я снял майку и щитки, резко втягивая воздух от острой боли, пронзившей мою грудь. Возможно, у меня трещина в ребре, или если мне повезло, то всего лишь гематома — я получил столько ударов за игру, что потерял им счет.

— Стоунстрит, пресс-конференция, три минуты, — прокричал тренер Эшли, его суровый голос отражался от кафельной плитки.

Я вздохнул. Я думал, что душ мог бы подождать. Вздрогнув, я натянул футболку, даже не потрудившись, чтобы сменить свои штаны из лайкры. Время было неподходящим для того, чтобы беспокоиться о своем внешнем виде. Хотя я и чувствовал себя так, как будто все мое тело было поломано, но в тот момент, когда я переходил из личного пространства команды к контролю на публике, я выпрямил спину и поднял подбородок, моя походка была такой, как будто каждый шаг не причинял мне никакой боли. Как будто в моем колене не было мусороперерабатывающей станции, что измельчала мои кости в пыль

Вспышки камер защелкали, когда я вошел в зону общения с прессой, беспокойство охватило меня изнутри, когда я увидел пустое кресло тренера Эшли у стола. Обычно он присоединялся ко мне на пресс-конференциях, но я подумал, что он отказался от общения со мной после сегодняшнего «представления».

Атмосфера в комнате была обвинительной, потому как пять десятков оголодавших репортеров были готовы растерзать меня на части. Я не знал, когда что-то изменилось. Когда я раньше обозревал эту толпу, то видел партнеров, сторонников, людей, с которыми у меня были хорошие рабочие отношения, но сейчас мне казалось, что я был окружен противниками, которые не могли дождаться момента, чтобы посмотреть на мое падение.