— Но? — спросил я, мои мышцы были напряжены, а моя подвижность лишь слегка увеличилась после снятия фиксатора.

— Но у тебя сотрясение мозга и небольшой разрыв в передней крестовидной связке левого колена, — сказал доктор Эванс, закрывая мою карту и убирая ее под мышку.

Облегчение сменил страх. Я мог справиться с сотрясением мозга, у меня было время на восстановление, время на то, чтобы восстановить опору. Но травма моего левого колена в дополнении к старой в правом колене, которое я реанимировал и оберегал на протяжении всего сезона, со времен колледжа, если быть честным, это меняло дело. Я не мог позволить себе этого сейчас, особенно, когда я был так близок к призу.

— Насколько серьезен этот разрыв? — спросил тренер Уоллес, наконец, отступив от стены, его лицо было мрачным от беспокойства. — Он сможет выйти на поле через две недели?

Ни грамма беспокойства за меня — не то чтобы я осуждал его за это. Главный офис требовал от него победы в чемпионате — что, по сути, было практически невозможно, если ему пришлось бы делать такую серьезную замену в стартовом составе в последнюю минуту. Если я выбывал, это означало, что вся линия нападения должна была перестроиться, чтобы приспособиться к иному стилю игры, к иному настрою. Если бы я не имел возможности справиться с болью и собрать все свои силы ради команды, то из-за этого должны были пострадать все.

— Я бы не советовал этого, — сказал доктор Эванс, качая головой. — Логан настоящий везунчик. Частичные разрывы случаются реже и легче поддаются лечению, как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе.

— Отлично, — хмыкнул тренер. — Тогда лечите его и давайте вернем его на поле.

— Это не так просто — это не то, что можно было бы поправить за пару недель, а игра с поврежденным коленом резко увеличивает риск разрыва.

— Насколько большой риск мы обсуждаем? — спросил я, уставившись в потолок, не обращая внимания на ругань тренера, на вздох доктора и полнейшую тишину со стороны своего отца.

— Вам нужны прогнозы? — спросил доктор Эванс.

Мои челюсти напряглись еще больше.

— Мне просто нужно знать то, что может произойти, — уголком глаза я заметил, как доктор пожал плечами.

— Возможно, что вы придете в себя, все будет по-вашему, ваше колено не будет повреждено и мы залечим травму в период межсезонья.

Тренер хлопнул в ладоши дважды.

— Это именно то, что нам нужно было услышать, док.

— Я сказал: возможно, — продолжил Эванс. — А теперь давайте поговорим о том, что, скорее всего, вероятно. Есть вероятность, что кто-то применит силу к частично разорванной коленной связке, что грозит полнейшим разрывом. Прибавьте к этому историю Логана с подобными травмами, и вот тут его риски резко возрастают.

— Старая травма на другом колене, — сказала мой отец, вставая и подходя к моей койке, его голос был спокойным и уверенным. — А травмы — это часть того, за что мы платим, получая возможность играть — Логану известно об этом.

Конечно, я все знал. Я слышал разные интерпретации этого утверждения, по крайней мере, тысячу раз с тех пор, как зашнуровал свою первую пару бутс. Хотя это не означало, что натягивая свои щитки, носить название the Blizzards на своей футболке не являлось порой, чем-то вроде битвы силы и желания — по крайней мере, до недавнего времени. Но мне платили за то, чтобы я сражался, не смотря на все, что бы мне не подкидывала игра, не обращая внимания на сомнения.

— Возможно, я мог бы опустить это, если бы у меня перед глазами не было истории болезни Логана, в силу того, что его правое колено никогда не было так сильно или стабильно, и навряд ли его достаточно компенсировало левое колено, и есть огромная вероятность необратимой травмы, — доктор Эванс нагнулся ко мне, устанавливая зрительный контакт. — К тому же ты должен учитывать свой уже не столь юный возраст, — он говорил со мной, как с кем-то, кто готовился заменить свой тазобедренный сустав, а не с кем-то в возрасте, приближавшемся к тридцати. — Восстановление будет долгим, сложным, и ты никогда не восстановишься на все сто процентов. Логан, тебе нужно подумать о том, как отзовется эта травма через десять, пятнадцать, двадцать лет.

Только я не мог этого сделать. Ни один профессиональный атлет не мог беспокоиться о цене, о том, сколько он должен заплатить, чтобы его тело было на пике, было лучшим изо дня в день. Победителей заботит только одна единственная вещь — это победа. И конечно, черт возьми, не было сомнений в том, чтобы у меня было право перечеркнуть все те страдания, что я переносил каждую секунду, ради того, чтобы заполучить кольцо. Все бросить, потому что мне было больно. Я бы пошел на риск — я бы лучше прожил жизнь с травмированным телом, чем задавался бы вопросом «а что могло бы быть». Это был тот путь, который был мне предначертан, как бы сказала моя мама.

— Как скоро я смогу надеть форму? — спросил я. Я едва успел это сказать, когда Гвен ворвалась в мою палату, поверх ее форменного костюма болтался бейдж, свисавший с ее шеи.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что хочешь надеть форму? — спросила она, ее голос был резким и злым.

— Гвен, сейчас не время… — начал отец, когда его прервал тренер Уоллес.

— Мисс, вам не следует быть здесь.

Тренер схватил ее за локоть — досадная ошибка, учитывая то настроение, что проскочило на ее лице. Гвен посмотрела не него распухшими, налитыми кровью глазами, и он убрал свою руку. Она явно плакала, и мне хотелось знать, как долго она ждала, беспокоилась и не имела никакой информации, и хуже всего, сколько она подслушивала. Мне пришло в голову, что в коридоре, вероятно, мог быть кто-то еще.