В частности, Г.В. Петрова рассматривает в своем труде в составе международного финансового права международное валютное, инвестиционное и налоговое право, международно-правовое регулирование рынка ценных бумаг и финансовых инструментов, банковской деятельности, платежно-расчетных отношений, страхования, финансового учета и контроля 209 . Отмеченная трактовка оказывается взаимоувязанной с одновременным пониманием международного финансового права как части международного экономического права. Сходным образом И.И. Кучеров, считая существование международного экономического права очевидным, предлагает включить в него международное налоговое право не непосредственно, а лишь как одну из подотраслей/ институтов международного финансового права 210 . Признавая достоинства этих работ, отметим, что основные элементы уязвимости выраженных в них подходов проявляются в том, что они не демонстрируют специфику регулирования в рамках отдельных разделов, произвольно включенных в состав международного финансового права. Особенно эта проблема заметна применительно к сфере международного налогового права (в контексте глобально сложившегося понимания существа этой отрасли).

В отличие от одноименного курса Г.В. Петровой, а также курса И.И. Кучерова, В.М. Шумилов ограничивает свою трактовку международного финансового права анализом роли международных организаций в финансовой системе, а также рассмотрением международного платежно-рассчетного, валютного, кредитного и долгового права, институтов международных финансовых услуг и борьбы с легализацией преступных доходов 211 . Подход В.М. Шумилова, по нашему убеждению, ближе к сложившемуся ныне доминирующему в мире пониманию финансового права / международного финансового права, которое связывается с организацией денежных потоков в рамках мирового финансового сектора (см. работы многих англоязычных авторов: R.C. Tennekoon, P. Wood, P.Nobel и др.) 212 и имеет мало общего с концепцией права публичных финансов, берущей свои истоки в камералистике (архаичные теоретические установки которой пока рудиментно присутствуют в некоторой степени в отечественной доктрине финансового права, разработанной преимущественно для «внутригосударственного употребления»).

Заметим, что в свете коренной трансформации его содержания данный предмет (международное финансовое право), возможно, было бы более логично именовать в русском языке международным правом финансового рынка или правом финансовых услуг (S. Valdez, M. Blair, G. Walker, J. Norton, M. Andenas и др.) во избежание его ошибочного смешения с ранее существовавшими концепциями международного права публичных финансов 213 .

50. Некоторые авторы не пытаются свести международное налоговое право к небольшой частичке огромного конгломерата с наименованием «международное финансовое право», но фактически также предлагают, думается, недостаточно мотивированные доктринальные решения. В частности, эти решения заключаются в фактическом отрицании юридической природы и/или самого существования первого (т.е. международного налогового права) со ссылками, например, на абстрактные обобщения, вытекающие из теории правоотношений 214 , либо на то, что международное налоговое право «слабо институционализировано» и «значительный вклад в него вносит практика, основывающаяся на документах международных организаций» и т.д. 215

Среди встречающихся в российской науке позиций по затрагиваемым вопросам в большей степени сопоставимыми с международной практикой регулирования международного налогообложения представляются взгляды В.А. Кашина 216 , А.А. Шахмаметьева 217 , И.А. Ларютиной 218 и некоторых других авторов, которые стремятся в своих исследованиях не только исходить из системной целостности международного налогового права, но и учесть его дихотомию, выражающуюся в наличии двух регулирующих элементов: наднационального (строящегося по типу международного публичного права) и национального/внутригосударственного (строящегося по типу положений международного частного права, направленных на регламентацию трансграничных отношений, т.е. налоговых отношений с иностранным элементом).

Заметим, что, вероятно, остающиеся теоретические разночтения отчасти являются своеобразной «реинкарнацией» давно имевших место в зарубежной доктрине международного налогового права сомнений и споров, насколько понятие международного налогового права включает «нормы налогового назначения», относящиеся исключительно к сфере международного публичного права, как, в частности, предлагал упоминавшийся французский ученый М. Кретьен. Или же оно также (в дополнение к налоговым нормам международного публичного права) или только включает внутригосударственные нормы, регулирующие налоговые отношения с иностранным элементом 219 . Впрочем эти вопросы уже не имеют прямого отношения к рассматриваемым нами концепциям соотношения международного налогового и финансового права 220 , а более объясняют случаи механических переносов выводов о системе внутригосударственного финансового права, включающей налоговое право, на международный уровень, поскольку дискуссия постоянно предполагает сопоставление внутригосударственного и международного уровня регулирования соответствующих отношений.

51. Как известно, международное публичное право традиционно рассматривается как квинтэссенция международного права, т.е. как его часть, имеющая наиболее глубокие исторические корни (в то время как, например, становление международного частного права нередко связывается со второй половиной XIX века). В этом плане не вызывает удивления то, что в общих работах по международному публичному праву достаточно давно упоминаются вопросы налогообложения.

Классической, например, можно считать работу французского автора Поля Прадье-Фодере (Paul Pradier-Fod'er'e), который называет среди правомочий любой независимой государственной администрации право устанавливать налоги, однако он не рассматривает эту проблематику подробно и не считает необходимым включать в соответствующий предмет исследования собственно вопросы налогообложения 221 .

При рассмотрении международного публичного права вопросы налогообложения, как уже отмечалось, обычно получают «прописку» в содержании небольшого раздела/параграфа в составе международного экономического права. По существу, при этом речь идет об элементарной рубрикации сфер международного договорного права в зависимости от тех «экономических» областей, которые они затрагивают. Можно выделить международные договоры об охране и экологической безопасности пресных водоемов, об экономических соглашениях и безопасности в ядерной сфере, инвестициях в сфере энергетики, автомобильном транспорте или же договоры по налоговым вопросам и т.д. Такая классификация приемлема до тех пор, пока исследователь не сталкивается с необходимостью дать точное толкование и применить определенную норму (группу норм) международного договора в контексте сложнейших налогово-правовых систем конкретных государств.

52. Наконец, в более широком плане рассматриваемый подход создает противоречия, которые сложно преодолеть исходя из природы международного права. Такие противоречия заметны в концепциях, которые пытаются рассмотреть международное налоговое право исключительно как часть международного экономического права, так как, будучи вынужденными учитывать сложившееся положение вещей, не могут не признать, что международное налоговое право (если его вульгарно поставить в систему координат «международное публичное – международное частное») в равной степени относится и к сфере международного частного права 222 , в то время как международное экономическое право обычно считается отраслью международного публичного права. Возникновение подобных противоречий закономерно, поскольку международное налоговое право не есть в полной мере интегрированная часть международного публичного права (хотя и включает в себе его компоненты), а представляет собой более сложный нормативный комплекс 223 , содержание которого не может быть адекватно представлено лишь в составе международного публичного права.