Однажды я не выдержала и спросила его об этом. Элеммир пожал плечами:

— Друзья пошли, ну и я с ними. Интересно же новые места посмотреть! А битва…. Сам не пойму. Все побежали, я тоже. А там уж, как драка началась, выбирать не приходилось — или тебя убьют, или ты… ударишь.

Лицо его омрачилось, он отложил недоделанную деревянную фигурку:

— Я как обезумел. Кажется, ранил… кого-то из тэлери. Нескольких. Опомнился, только когда Тиндал на меня выскочил. Я… будто в зеркало взглянул. Хотел удар сдержать, да не получилось…

Нахмурившись, он добавил совсем тихо:

— Знаю, я виноват перед тэлери… и перед ним. Пожалуйста, Тинвиэль, не спрашивай больше. Я не хочу… помнить.

Я кивнула, жалея, что начала разговор. Мне незачем было знать меру вины Элеммира. И у меня не было права наказывать его воспоминаниями.

Путешествие наше продолжалось. Мы двигались все дальше на север, любуясь холмами и водопадами, быстрокрылыми птицами, узорами пены в прибое, звездными бликами на морской ряби… Казалось, все несчастья и препоны остались позади. Берег постепенно отклонялся к востоку, так, что наша путеводная звезда смещалась влево. Мы начали прикидывать, когда наконец взойдем на корабли и достигнем таинственных, манящих Серединных Земель.

Однако нас снова задержала буря.

В тот день мы шли по прямому, высокому, обрывистому берегу, лишенному бухт и заливов. Приближение непогоды выдала внезапная духота, и корабли успели уйти в открытое море. Мы, пешие путники, встретили бурю на голом месте — едва устояли под натиском ветра, вымокли до нитки, продрогли до костей. Когда шквал прошел, а мы смогли осмотреться, не досчитались пятерых из нашего Дома. Они остановились слишком близко от края обрыва. Ливень и тяжелые волны подмыли берег, он обрушился, и несчастные упали в воду… Тщетно мы вглядывались в перебаламученное, пестрое от пены море, тщетно выкрикивали их имена — больше мы не видали своих товарищей.

Подавленные, изнуренные борьбой со стихией, мы брели еще полдня, пока не достигли глубокой, хорошо защищенной бухты. Здесь мы встали лагерем, поджидая корабли.

Айвенэн снова металась вдоль воды, изнемогая от тревоги за мужа. Слов утешения она не хотела ни понимать, ни слышать. Пытаясь хоть как-то достучаться до нее, я открылась для осанвэ, позвала — но вместо ее ответа меня коснулся еле различимый нежный оклик.

Матушка! Она дотянулась до меня через разделившую нас даль!

Радость вспыхнула во мне — и сменилась тут же смятением и стыдом. Что я скажу ей?..

Я сосредоточилась изо всех сил, оставив на поверхности разума только счастье, что слышу ее, только мысль: «Мы с Тиндалом живы и целы. У нас все хорошо». Уловила ответную радость матушки, смешанную с тревогой и любопытством — и тут же закрылась. Я и лицо закрыла руками — до того мне стало муторно и тоскливо.

Осанвэ обнажает мысли и чувства и потому не лжет. Но как рассказать матушке о наших бедах? Об Альквалондэ и ране Тиндала? О недавней буре? О несогласии в народе и нашем трусливом молчании? Такая повесть не добавит родителям спокойствия. Уж лучше пусть они остаются в неведении!

Невозможность поговорить с матушкой по душам так опечалила меня, что я кинулась за утешением к брату. Но, когда я нашла его, он сидел, сжав руками голову, неподвижно уставившись перед собой. Я догадывалась, что с ним случилось, а он подтвердил мою догадку:

— Меня звал отец. И матушка. А я не ответил, не посмел. Что я им скажу?..

Растерянные, удрученные, мы смотрели друг на друга. Впервые мы не могли довериться родителям. Молчание разделило нас с ними вернее, чем долгий, далекий путь. Наступит ли время, когда мы встретимся и расскажем о себе все без утайки?

Но пока до этого было далеко — так же, как до цели похода. Мы с нетерпением ждали корабли — ведь мы не попадем на восточный берег моря, если разминемся с ними. Опасаясь, чтобы этого не случилось, мы разожгли на прибрежном утесе яркий огонь.

Вскоре в бухту вошло первое судно. Корабельщики от души благодарили нас за заботу — без маяка им трудно было бы найти вход в бухту. Следующим пришел корабль Ингора, и Айвенэн с облегчением разрыдалась у мужа на груди. После этой бури страх ее усилился; она умоляла Ингора бросить корабль, идти дальше вместе с нею и с детьми по берегу. А он убеждал жену довериться его умениям кормчего и несравненной прочности судна. Они спорили долго, но толком так ни до чего и не договорились.

Большая часть кораблей вернулась в течение этого звездного круга. Еще два круга мы поджидали отставших… но так и не дождались шести судов. Они стали новыми жертвами безжалостного моря.

Перед тем, как выступить в путь, мы опять молчанием почтили память мертвых. Волны бились о берег с печальным шумом, порывы ветра обдавали нас холодными горько-солеными брызгами, проникали под одежду, леденили тело. И душа моя будто озябла от холодной, горькой мысли: мы начинаем привыкать. Гибель товарищей не ужасает нас так, как раньше. Мы смирились с тем, что за нашу затею приходится платить жизнями… Хоть бы нынешняя расплата была последней!