Несмотря на все беды, мы упорно шли дальше, и все заметнее становились перемены в мире вокруг нас.

Похолодало. С севера то и дело налетал ветер, натягивал тучи, из которых сеялся ледяной дождь. Мы почти не снимали куртки и плащи, в которых прежде не было нужды. Продвижение наше замедлилось: пологие холмы сменились каменистыми, обрывистыми кручами, скользкими от дождей и частых туманов. Карабкаться по склонам было тем труднее, что в пасмурную погоду звездный свет едва пробивался сквозь тучи. Местами приходилось пробираться по густому лесу или продираться сквозь колючий хвойный стланник. Отлогие поляны попадались редко. Иногда поиски подходящего места для привала занимали не один час, и к концу перехода мы едва не падали от усталости.

Зато как хорошо было наконец сбросить с себя сумку, устроившись у жаркого огня, вытянуть гудящие ноги! По счастью, у нас не было недостатка ни в топливе, ни в пище — в лесах и на вересковых пустошах хватало пернатой дичи, опушки и поляны ковром устилали ягодники, а прибрежные воды изобиловали рыбой.

Тиндал пристрастился к рыбной ловле. Он сделал крючки из мелких сучков и птичьих косточек; выпросив у меня прядь волос, сплел леску, прицепил ее на длинный прут. Теперь на каждом привале он собирал у воды мелкую живность, а потом, устроившись на камнях, раз за разом закидывал свою удочку. Ловля шла по-разному: иногда он за вечер добывал только пару-тройку плоских пучеглазых страшилищ, иногда одну за другой таскал из воды крупных, с локоть, серебристых рыб в гладкой чешуе, а однажды после долгой борьбы вытащил длинное пятнистое чудовище, пасть которого была в несколько рядов усажена мелкими, острыми как иглы зубами. Мы отважились зажарить его на костре, и мясо у него оказалось белое и очень нежное.

Глядя на Тиндала, Алассарэ тоже наладил себе снасть. Вдвоем они предавались рыбалке с таким увлечением, что иногда с их улова кормился весь лагерь. Вот только заставить удачливых рыболовов чистить свою рыбу было не слишком-то легко!

Ниэллин не участвовал в развлечении приятелей: у лекарей опять прибавилось забот. Путь был труден и утомителен, не все оказались готовы к нему. Чуть не каждый день кто-нибудь сбивал ноги в кровь, или подворачивал лодыжку, или срывался со склона, обдираясь и ушибаясь о камни. Однажды мальчишка-подросток, желая показать свою ловкость, влез высоко на прибрежную скалу, но упал, сильно разбил голову и сломал руку. А как-то один из малышей на стоянке опрокинул на себя котелок с кипятком. Хорошо, что мать догадалась тут же облить его холодной водой! Ожоги его были не опасны, но мучительны. Снимая боль, Ниэллин просидел с ним ночь напролет.

Не знаю, за кого я боялась больше — за ребенка или за лекаря.

Однако Ниэллин уже умел защищаться от чужих страданий, целительство больше не приносило ему явного вреда. За время похода он выучился и лечить руками. Я узнала это, когда, счищая с рыбы жесткую чешую, по неловкости глубоко разрезала себе ладонь.

Он взял мою руку, кончиком пальца легонько провел вдоль пореза, сосредоточился… Боль исчезла тут же. Через несколько мгновений остановилась кровь, а потом ладонь у меня защекотало — ранка затягивалась на глазах! На лбу у Ниэллина выступил пот — как видно, такое лечение требовало от него изрядного напряжения.

Стоит ли этого пустяковая царапина?

Я попыталась убрать руку — он не отпустил. Напротив, сжал мою кисть чуть сильнее и вскинул взгляд.

Я замерла. Глаза у Ниэллина были обыкновенные — серые, как у меня, как у большинства из нашего народа. Но в тот миг они будто вобрали в себя звездный свет — такими они стали яркими и ясными. От его взгляда я согрелась изнутри. К щекам прилила кровь, сердце забилось сильно и часто… хотелось, чтобы он и дальше так смотрел на меня. Но вдруг меня охватило смущение. Осторожно высвободив руку, я пробормотала:

— Благодарю тебя, Ниэллин. Стало гораздо лучше, почти зажило.

— Конечно, Тинвэ. Пожалуйста, — опустив глаза, со вздохом ответил он.

В тот вечер странная неловкость облаком витала между нами. Мы занимались обычными хлопотами — варили похлебку, обустраивали место для ночлега, играли с Сулиэль и Соронвэ, которые прибежали показать нам новые поделки Элеммира. Но я заметила, что Ниэллин то и дело поглядывает на меня — когда думает, что я не вижу этого. Новое, незнакомое волнение поднималось во мне; его взгляды будоражили и смущали… и внезапно я ловила себя на том, что и сама украдкой подсматриваю за ним.

Чтобы скрыть свой непокой, я уселась у огня с шитьем. За долгий поход наша одежда поизносилась, и мне не раз уже приходилось подрубать истрепанный подол платья или заделывать прорехи в штанах и рубахах брата. Вот и сейчас я прилежно взялась за работу, стараясь не поднимать глаз от рукоделия.

Ниэллин устроился чуть поодаль, где свет костра едва достигал его. Впервые за долгое время он взял в руки лютню, тронул струны, запел… Я и забыла, как глубок и мягок его голос!

Он не сочинил еще сказаний о наших подвигах и свершениях. Сейчас в его устах оживали старые песни — песни покинутого дома, сложенные еще до наступления Тьмы. Он пел о золотом и серебряном Свете Дерев, о звоне колоколов Валмара, о белокаменном Тирионе, о снегах на неприступных вершинах Пелори, о просторах полей и светлых рощах… И все, о чем он пел, живо вставало перед глазами.

Удивительное дело! Картины эти не ввергали в тоску по утраченному, а, напротив, согревали и укрепляли сердце. Мы будто заново вспомнили, что у нас есть хранимый дом. Вспомнили наш край во всем сиянии красоты и славы. Сейчас сияние померкло… но, быть может, победив Моргота, мы вернем нашей стране прежнюю благодать? Быть может, сумеем привнести благодать и в Серединные Земли?

Вокруг нашего костра собрались многие, пришел даже Лорд Арафинвэ. Ниэллин пустил лютню по кругу; сыграть и спеть мог каждый, кто захочет. Лучшие наши музыканты — Артафиндэ и Артанис — не остались в стороне. Их голоса растекались серебряными и золотыми струями, плели волшебные узоры, завораживали… Мы забыли о времени и внимали им допоздна — пока наш Лорд не отобрал у дочери лютню и не спел сам шуточную песенку о родителях, которым вовсе не просто загнать своих неслухов в кровати! Своей песенкой он напомнил, что пора уже расходиться на отдых — ведь завтра нас ждет новый нелегкий день.