Одна благочестивая мать вместе со своими маленькими дочерьми занималась в своем небольшом огороде вырыванием сорной травы. Работа шла скоро и весело; дочери поспешно рвали сорную траву, росшую среди овощных растений, и не замечали, как текло время, потому что, кроме своей работы, они были заняты рассказами матери о древних христианских подвижниках. Перед окончанием работы младшая девочка окинула своим взглядом очищенное место, и ей жаль стало той травы, которая так красовалась прежде среди гряд, испещряя весь огород разнообразными цветочками.

– Милая матушка, – сказала она, – я не буду полоть всей этой гряды. Мне грустно взглянуть теперь на наш огородик: тут так прекрасно расцветали и репейник, и анютины глазки, и клевер, а теперь всё как будто мертво, и нечем мне полюбоваться.

Мать согласилась и уважила желание своей еще мало понимавшей дочери: половина грядки огурцов осталась покрыта сорными травами. Недели через две в огороде стали созревать плоды. Младшая из девочек более всех томилась ожиданием, когда же придет возможность сорвать свеженький огурчик или выдернуть вкусную морковку… Каково же было ее удивление, когда на оставленной ею невыполотой грядке она не нашла ничего, кроме отцветшей, а потому и некрасивой уже травы! С печальным видом возвратилась она к своей доброй матери.

– Милая мама! – сказала она со слезами на глазах. – Ты знаешь, что я прежде радовалась, смотря на грядку, которую ты мне позволила оставить покрытой сорной травой… Теперь на ней ничего нет, кроме почти засохшей травы, тогда как наш огород и зелен, и свеж, и уже принес плоды!..

На эти кроткие слова раскаяния добрая мать отвечала ласковым словом утешения и участия.

– Слушай же, мое милое дитятко: помни, что огород подобен нашей душе. Как в огороде, так и в нашей душе есть много доброго; но есть в нем (и еще более) и худое. Что добрые растения в огороде, то добрые желания в нашей душе; сорная трава – это наши грехи и злые желания. Как тебе грустно было смотреть на очищенный огород, потому что он сделался пустым, так грустно и тяжело человеку оставить свои худые привычки: без них ему жизнь кажется постылой. Он не оставляет их, не старается истребить – и что же? Они приводят его на край гибели; всё доброе в нем умирает; он перестает любить Бога, ближних, своих родителей… Вот смерть лишает его жизни, он является перед Богом, и нет у него ничего, никаких добрых дел; и самые пороки, как тебе теперь трава, не кажутся ему более приятными; но после смерти нет покаяния. Человек подвергается вечному осуждению.

Откройте, дети, Евангелие от Матфея и прочитайте третью главу, стих десятый.

Одна из девочек прочитала: «Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь».

– Запомните это место и старайтесь никогда не забыть его, – сказала мать своим детям. – Дерево, не приносящее плодов, то же, что сорная трава. Оно означает человека, не делающего добрых дел, человека, преданного пороку. Бегайте же греха, этого сорного растения, которое так часто заглушает в людях всё доброе.

– Здравствуй, Лиза!

– Здравствуйте, Иван Петрович.

– Почему ты вчера не остановилась, когда я тебя звал?

– Ах, да ведь с вами шли две женщины.

– Ну так что же? Разве ты сделалась нелюдимкой?

– О нет! Я торопилась.

– Ну, на одну минуту-то ты могла бы остановиться.

– Да, но я несла кувшин с водой, потому стыдилась.

– Вот тебе н'a! Ты смешишь. Так, по-твоему, стыдно носить воду?

– Да, нести на улице.

– На что же у нас руки? Работать вовсе не стыдно; а стыдно то, что теперь многие девушки стыдятся работать.

– Но ведь носить воду прилично только служанкам.

– А разве ты не знаешь, где и как встретил посланный от Авраама Ревекку?

– Знаю очень хорошо: он встретил ее, когда она несла на плечах своих ведро воды, – дала напиться рабам Авраама, а также и верблюдам.

– Вот видишь ли! А ее отец был очень богатый человек, которому служили сотни рабов; да и сама Ревекка имела много рабынь. Кому же, как не ей, можно было оставаться праздной и требовать услуги от других?

– Да, вы правы, Иван Петрович; я не буду больше этого стыдиться.

– И хорошо сделаешь, потому что это ложный стыд. И он может дойти до того, что наконец дочь не захочет подать стакан воды больной матери; ведь и это, пожалуй, может показаться неприличным.

Была у мачехи падчерица Рукодельница да дочь Ленивица. Рукодельница была умная девочка; рано вставала и за дело принималась: печку топила, хлебы месила, избу мела, петуха и кур кормила, а потом к колодцу за водой ходила. А Ленивица меж тем в постельке лежала; уж разве наскучит лежать, так скажет: «Мама, надень мне чулочки; мама, завяжи башмачки»; а потом заговорит: «Мама, нет ли булочки?» Встанет, попрыгает, сядет к окошку мух считать: сколько прилетело да сколько улетело. Как всех пересчитает Ленивица, так уж и не знает, за что приняться; ей бы к окошку мух считать – да и то надоело; ей бы в постельку – да спать не хочется; ей бы покушать – да есть не хочется; сидит, горемычная, плачет да жалуется на всех, что ей скучно, как будто в этом другие виноваты.

Между тем Рукодельница воротится и примется чулки вязать или шить да кроить, да еще песенку затянет, и не было ей никогда скучно, потому что скучать-то ей было некогда.

Однажды с Рукодельницей беда приключилась: пошла она за водой, опустила ведро на веревке, а веревка-то и оборвалась; упало ведро в колодец. Расплакалась бедная девочка и пошла к мачехе рассказать свою беду. А мачеха была строгая, сердитая и говорит:

– Сама беду сделала, сама и поправляй; сама ведерко утопила, сама и доставай.