На нее сурово посмотрели братья, а она ни слова, хоть бы поклонилась.

– Знать бы нам хотелось, что тебе здесь нужно? – молвил тут Январь ей. – Говори, не бойся.

– Любопытен очень, старый дурачина, – Январю с насмешкой буркнула девица.

Будто уязвленный ядовитым змеем, он поднялся с камня, засверкал очами.

– Не терплю бесстыжих! – голосом громовым молвил старый месяц и костра три раза, грозно сдвинув брови, скипетром коснулся.

Пламя вмиг исчезло. С облаками в небе дым густой смешался и зловещей тучей понавис над полем. Из-за леса ветер с свистом вихрем дунул, и метель завыла, как дитя больное.

«Как бы поскорее до дому добраться», – задрожав от стужи, думает девица. И пошла, да поздно.

Перед ней, за нею бешено крутился снег, гонимый вьюгой.

Между тем старуха дочку поджидает: то в окно посмотрит, то заглянет з'a дверь.

– Знать, с дороги сбилась, – про себя бормочет, – в поле зги не видно… Дай пойду навстречу.

И пошла… На поле стала кликать дочку:

– Отзовись, родная, где ты, что с тобою?

Не было ответа; только пуще ветер, будто насмехаясь, застонал в ущельях… Вот подходит к лесу; видит – ее дочка прислонилась к ели, вся в снегу, чуть дышит. Мать подходит к дочке и, за руку взявши, говорит:

– Вернемся, вишь, как ты иззябла.

– Нет, родная, поздно, не дойдем, замерзнем, – ей в ответ на это дочка отвечает. – Знай, наслали вьюгу великаны-братья; видно, наша Ольга их подговорила.

– Ольга! Вот змею-то на груди согрела. Изобью до см'eрти – только бы вернуться…

Да домой вернуться не судил Господь им: снежная равнина стала их могилой.

Сиротинка Оля, за работой сидя, мачеху с сестрою долго поджидала. День прошел, всё нет их… Вечер ночь сменила… Ночью в поле вьюга понемногу стихла. Небо прояснилось; будто чьи-то очи, засверкали звезды; а она всё ждет их… Вот восток далекий заревом пожара вспыхнул. Всплыло солнце, утру улыбаясь. Рано утром Ольга знать дала соседям, что ее родные не вернулись с поля. Собрались соседи, развели руками и решились в поле поискать погибших. И пошли. Всё поле исходили, только мачеху и дочку не нашли под снегом. Из поля вернулись, миром порешили: Ольге быть хозяйкой и владеть избою. А она, рыдая, миру говорила:

– Что я за хозяйка, мне избы не надо… Без родимой мамы, без сестрицы милой мне не радость будет жить на белом свете.

Знать, забыла в горе, как несладки были мачехины ласки и любовь сестрицы.

Раннею весною пастухи на поле отыскали трупы и сказали Оле. Та их схоронила и лишь добрым словом, плача над могилой, мертвых поминала.

По Э.Т.А. Гофману одители Лизы были люди бедные, но честные и трудолюбивые. Сама Лиза была очень добрая и ласковая девочка, и все дети в соседстве любили ее за вежливое и милое обращение. Всякий охотно играл с ней, несмотря на то что она была беднее всех и не имела таких хорошеньких платьиц, как Наташа, Настя и прочие подруги. Они же смотрели не на платье, но на сердце, которое, конечно, стоит больше какой-нибудь шелковой или бархатной тряпки.

Вдруг с Лизой произошла перемена. Родители ее получили большое наследство и разбогатели. Лиза вообразила, что она важнее своих подруг, и сделалась в высшей степени спесивой; от прежней услужливости и любезности у нее не осталось и следов.

Наташа, Настя и прочие подруги ее сначала удивились, а потом стали над ней смеяться, но наконец Настя сказала ей:

– Послушай, Лизочка, ты глупенькая девочка. Если ты не переменишь своего обращения, то останешься одна: мы с тобой играть не будем. Опомнись!

При этих словах Лиза поморщилась, отвернулась от подруг и сказала:

– Теперь я богата – подруги найдутся.

Она, однако же, ошиблась: дети оставили ее, и Лиза, покинутая подругами, вскоре сильно соскучилась: она только теперь увидала, как неприятно быть одной. Сидя у окна, Лиза плакала, поглядывая на веселые игры своих прежних подруг. Наконец мать ее заметила эту перемену и спросила ее:

– Почему ты не играешь со своими подругами? Сначала Лизе стыдно было сказать причину, но по настоянию матери она созналась в своей глупой выходке, равно как и в том, что уже давно раскаивается в своей заносчивости.

– Ступай сейчас же к своим подругам, извинись перед ними, – сказала мать. – И помни, что не богатство, но ласковое и сердечное обращение делает человека любимым. Какое другим дело до того, богата ли ты или нет? Разве они пользуются твоим богатством? Оставь навсегда глупую спесь и не допускай, чтобы зло вкоренилось в твоем сердце.

Лиза тотчас же последовала совету матери, побежала к подругам, ласково попросила у них извинения за свое надменное обращение с ними и снова была с радостью принята в кружок веселых детей. Это, впрочем, весьма хорошо на нее подействовало: с тех пор она никогда не хвасталась богатством отца.

В одном доме жили две маленькие сестры, которых всегда видели весело играющими, потому что они были всегда довольны одна другой. У них были общие книги и игрушки, но никогда не было между ними ссоры, никогда не слышно было сердитого слова, не видно было гневного взгляда. Всегда находились они в хорошем расположении духа, играя ли на траве или в чем-либо помогая матери.

– Мне кажется, что вы никогда не сердитесь, – сказал я им однажды. – От чего это зависит, что вы всегда довольны одна другой?