Уральские казаки ещё не поняли, что государство и царь не заинтересованы в справедливости, а заинтересованы только в порядке. Порядок не должен иметь логики. Ему следуют с холуйской покорностью, не задавая вопросов, даже если этот порядок идёт во вред личным и общественным интересам. Именно наивная вера в то, что их мнение что-то значит, что хозяйство должно быть прибыльным, что государство строится на принципах справедливости, – именно эти заблуждения и служили движущей силой непрестанного потока ходоков к царю ещё лет пять-шесть.

Администрация УКВ, в частности наказной атаман Н. А. Верёвкин, оказалась намного сообразительнее. Можно предположить, что Верёвкин, возвратясь из-за границы и обнаружив УКВ в стадии массовой экзекуции, с Н. А. Крыжановским и оренбургскими батальонами в пылу «правосудия», не имел возможности оглядеться, разобраться и был вынужден следовать приказам своего непосредственного начальника. И поддакивать ему. Однако из архивных материалов видно, что первое время он пытался разобраться, кто виноват из казаков. Также можно предположить, что его первоначальное мнение могло быть в пользу ареста и высылки «вредных» казаков из войска. Однако уже в октябре 1874 года он высказал свои сомнения в целесообразности таких действий в письме Крыжановскому. Он писал, что «кризис, переживаемый ныне в войске, должен как можно менее произвести потрясений в экономическом быте казаков, чтобы не отнять у них возможность исполнять обязанности свои по службе» и что «высылка казаков из войска может дурно повлиять на экономическое его благосостояние» (ГАОО, д. 4020, л. 6), – аргументы, которые Крыжановский отмёл как несущественные, в письме от 7.11.1874: «Оно, конечно, было бы так, если бы пришлось выслать из края несколько тысяч человек, если бы все высланные были из числа служащих или платящих, если бы они вынесли с собою свои состояния и если бы, наконец, за ними последовали все их семейства. Но Вы сами пишете, что ссылаемые состоят или из отживших своё и негодных к работе стариков, или из ничего не имеющих забулдыг, что семейства за ними не пойдут и что имущество их или припрятано, или не может быть продано. Полагаю, что высылка из войска нескольких сот таких никуда не пригодных и для службы бесполезных людей не может иметь особенно вреднаго влияния на экономическое благосостояние войска» (ГАОО, д. 4020, л. 7). Предложения наказного атамана УКВ по изменению тактики «подавления бунта в войске» прекратились. Политика Крыжановского продолжалась.

В ноябре прошёл скоропостижный суд над Гузиковым и Стяг'oвым, и казаки начали собирать новое «посольство» к царю с прошением в составе Ефима Ивановича Голованова (форпост Гниловский), Ивана Ильичёва и Артемия Лабзенева (Уральск?), каковые и отправились в путь в январе. Делегацию изловили в Петербурге 13 февраля 1875 года. «Лирическое отступление» генерал-губернатора Оренбургской губернии Н. А. Крыжановского в приказе о приговоре этим трём казакам самым прямым образом подтверждает моё мнение, изложенное выше: воля государя священна, и если он вам приказывает, то не ваше дело рассуждать, а будете рассуждать – горько поплатитесь.

А ведь казаки даже и не спорили бы, если бы услыхали приказ из уст самого царя, если бы Его Величество нашёл пять минут, чтобы лично встретиться с казачьими выборными и лично изъявить им свою волю… Да даже и не пять минут для ходоков, одной секунды хватило бы, чтобы лично подписать письмо, написанное секретарём, и послать его в войско для показа казакам. Из прошения в прошение, от одного станичного схода к другому казаки повторяли одну и ту же просьбу: покажите нам бумагу за подписью самого императора, мы хотим получить приказ из его личных рук! Для них это было важно, потому что царь был ставленником самого Бога; будучи поставлен выше всех обыкновенных людей, он был вне критики. Его подписи подчинились бы сразу. Но царь и государственный механизм не имели на казаков (и народ в целом?) ни секунды их драгоценного времени или не могли поступиться своими процессуальными принципами. Для царя и государственной машины было проще посадить в тюрьму, угнать на каторгу и сослать в различные пределы Российской империи семь с половиной (а то и все десять) тысяч человек…

Время от времени казаки высылали в Москву особыя депутации – «станицы». Посылка таких депутаций установилась издревле. Цель их – с одной стороны, заявить о своей подвластности, а с другой стороны – укрепить связь казаков с царём, исходатайствовать какия-либо привилегии и милости. Воспрещение прислать станицу рассматривалось, как опала.

(…)

Казаки приезжали в Москву не с пустыми руками: привозили царю дары от войска, отбитых у инородцев русских пленных, а станица Ермака поклонилась царю даже великим царством Сибирским. Не с пустыми руками и уезжали казаки из Москвы: они увозили с собою подарки, царское жалованье войску: винное, хлебное, денежное, порох и огнестрельные припасы и – что самое главное – царское милостивое слово к казакам, особенно для них дорогое, так как слово это было, так сказать, оправданием существования казачества, превращавшим недавних беглецов, преступников и вообще ослушников царской воли, каковыми были обыкновенно уходившие в казаки люди, в доблестных и полезных слуг государства.

«Столетие…», стр. 12

Божию милостию Мы, Екатерина вторая, Императрица и самодержица всероссийская и проч. и проч. и проч.

Нашего Яицкого войска войсковому атаману Петру Танбовцеву и всему Нашему яицкому войску.

Имянным указом Нашим, от 7 сего месяца, военной коллегии дали мы знать, что хотя войска яицкого сотники и казаки, которые собравшись множественным числом, неоднократно прозбами своими нас утруждали: за такое их дерзновение и заслуживают неупустительное по законам наказание, но из единаго монаршаго милосердия в таковом их проступке прощаем и снисходя на их прозбу, увольняем войско яицкое вовсе от легионной команды, куда из онаго и впредь не наряжать; а верноподданному Нам войску Яицкому повелеваем, по всем посылаемым в оное из военной коллегии, как из главного правительства грамотам и указам чинить непременное исполнение, и службу свою отправлять по своему прежнему обыкновению. Из военной коллегии, к командиру Московскаго легиона, генерал-майору Баннеру указ уже послан, что-б он, не только находящихся ныне при легионе Московском яицких казаков с их старшинами удовольствовать заслуженным жалованьем, и снабдя на проход до Яику провиантом и надлежащим числом денег, на счёт войсковой суммы, и отобрав все данные им казённыя вещи, отпустил в их жилища, но и того офицера, который ныне находится на Яике, за недостававшим ещё в легионную команду числом казаков, оттуда возвратил. Писано в Санктпетербурге, в Нашей военной коллегии, лета 1770 года, декабря 10 дня. У подлинной подписано тако: граф Захар Чернышев, серетарь Иван Петухов.

«Борьба партий…», «УВВ», 1869, № 16, стр. 8

Копия, поданная сотниками Севрюгиным и Герасимовым

Указ Нашей военной коллегии

Войска яицкого сотники и казаки, собравшись множественным числом, неоднократно прозбами своими нас утруждали: за таковое их дерзновение, хотя они и заслуживают неупустительному по законам наказанию, но из единаго Нашего Монаршаго милосердия в таковой их проступок Всемилостивейше прощаем и снисходя на их прозбу, увольняем их вовсе от легионной команды, никуда их впредь не наряжать; а притом повелеваем Нашему верноподданному войску яицкому, по всем посылаемым в войско из Нашей военной коллегии, как из главного правительства, грамотам и указам чинить непременное исполнение, и службу свою отправлять по их прежнему обыкновению; Нашей же военной коллегии повелеваем представить Нам для определения в легионную команду вместо яицких казаков других. Дано в Санктпетербурге, декабря 7 дня, 1770 г.

На подпись подписано собственною Ея Императорскаго Величества рукою тако:

Екатерина

С подлинным свидетельствовал, титулярный советник Сергей Малиновсков.

«Борьба партий…», «УВВ», 1869, № 16, стр. 8

Весной 1837 года Наследник Цесаревич ныне царствующий Государь Император, Александр Николаевич совершал путешествие по России, и намеревался также посетить Уральск. Недовольные атаманом решились воспользоваться этим случаем, чтобы затеять дело, уговорив войско принести жалобу на притеснение атамана и оренбургского начальства. Между казаками распространился слух, что от Наследника подосланы в Уральск лазутчики, которые «приехали раньше для выведывания нужд казачьих и списывают город». (…) В этом прошении казаки особенно напирали на злоупотребления Покатилова и на то, что войсковым атаманом не должен быть иногородний.