Вот сущность некоторых пунктов прошения, направленных против атамана: 1) «в противность прежним грамотам и указам, неотменённым никаким указом, войсковым атаманом назначен, по произволу оренбургского начальства, генерал-майор Покатилов из иногороднего сословия и состоявший, в царствие Александра I, под военным судом, по личной на него жалобе в Оренбурге всей конной артиллерийской казачьей роты; войсковые чиновники определяются в должности не общим выбором, а по желанию атамана при отправлении службы войско отягощается атаманом излишними денежными поборами, поступающими в войсковую сумму, а не в руки казаков, и вне службы – общими немаловажными сборами, не исключая и самых бедных, совершаемыми строгим и вымогательным образом; 2) недвижимое войсковое имение, приносившее войску ежегодно значительный доход, куплено за бесценок генерал-майором Бородиным в собственность, а частное, купленное в 1817 году родственниками и приверженцами Бородина за высокую цену из войсковых сумм, обращено в казармы; а генерал-майор Покатилов, разломав эти строения, построил без согласия войска, на их местах новые, что сопряжено было с большими убытками для войска; 3) в противность Высочайшему именному повелению, через оренбургского военного губернатора Эссена, в 1817 году, Покатилов купил на общественные деньги дом покойного атамана Бородина с двором и мебелью у наследницы Бородина старшинской жены Донсковой, за сорок с лишком тысяч рублей, да на перестройку его употребил несколько тысяч рублей; во избежание же ответственности, сделал от имени войсковой канцелярии, исключая старшего советника полковника Бизянова, не бывшего с прочими чиновниками согласного, представление к оренбургскому военному губернатору и через него испросил на то Высочайшее разрешение, чем войско чувствительно обижается, так как дом этот, по известным обывателям причинам, мог бы отойти без покупки на войско». Мы не будем указывать на другие пункты прошения, которых всего восемь, а укажем на то, что желали добиться просители. Они просили: 1) замены атамана Покатилова другим из войска чиновником, выбранным целым обществом; 2) производства следствия чрез чиновников, которые ни в чём не зависели от оренбургского губернатора, и при депутатах от казачьего сословия; 3) удаления от должностей во время производства следствия атамана, прокурора и других чиновников, действовавших с ними заодно; 4) вместо бывшего прокурора определить Егора Анадольского, отставленного по проискам атамана.

Витевский, стр. 99 и 100

Поэтому, не удивительно, что ко времени приезда Наследника в Уральск, в войске была большая группа казаков и офицеров, недовольных порядками, насаждавшимися атаманом. Особенное неудовольствие вызывали правила, выработанные для курхайского и аханного рыболовств. Эти рыболовства, как пишет в своей книге «Отрывки из прошлого Уральского Войска», казачий офицер А. Л. Гуляев «обогащая весьма немногих, в глазах большинства, казались ущербом для главного кормильца Войска – реки Урала». Поэтому весть о прибытии Наследника в Уральск побудила группу недовольных казаков подать Наследнику жалобу на атамана. Однако, в силу ряда причин, жалоба была подана совершенно неподобающим образом.

Дубровин (о подаче прошения в 1837 г. – Т. Е.)

Глава IX

О жалобах

Заявление начальнику о претерпеваемых обидах и несправедливостях или о неудовлетворении положенным довольствием, называется жалобою.

Жалобы должны приноситься только за себя; подавать же их за других или нескольким сообща, строго воспрещается.

Жалобы могут приноситься как на инспекторских смотрах, так и вне оных.

(…)

Жалобы на строгость взыскания не допускаются, если только начальник, наложивший взыскание, не превысил предоставленной ему законом дисциплинарной власти.

Точно так же запрещается приносить жалобу низшему начальнику на высшаго.

Жалобы на командира полка и начальников высших могут быть приносимы только письменно, при чем заявляющий жалобу должен собственноручно подписаться под жалобою, а в случае неграмотности, за подающего жалобу должен подписаться кто-либо другой.

Жалобы, которым в течение месяца не последовало никакого решения, могут быть подаваемы следующему высшему начальнику. Если жалоба окажется неосновательною или заведомо ложною, или будет принесена с нарушением установленнаго порядка, то подавший жалобу или взыскивается в порядке дисциплинарном, или предается суду.

Рыминский, стр. 13–15

Конечно, царь сказал прошлой осенью и велел министру повсеместно объявлять, что то, что прописано в «Положении о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости», то все Он Сам приказал, и что никакой иной воли народу не даст. Но не ровен час: прошлой осенью, крепостные крестьяне молчали, да и теперь еще помалчивают. Молча не хотели подписывать уставных грамот, молча не хотели переходить на оброк; молча не хотели платить выкупа за свою, урезанную землю; молча ждали другой настоящей воли. Разве крестьяне пробовали говорить, пробовали миром просить царя о настоящей воле? До сих пор от деревень, сел и волостей никаких челобитных о даровании народу настоящей воли к царю не поступало. А когда всюду народ миром заговорит, и станет подавать челобитные о том, что ему нужно и как устроится, тогда царь и выслушает, и сделает как надо по правде, если он народ любит.

К тому же, плохо не одним крестьянам крепостным, переименованным в срочнообязанные, плохо всем. Работы стали, товары стали, денег нет, грозит нищета и разорение. Стало, дело всего народа просить царя о настоящей воле и настоящей правде для всех, и о том как их учредить.

Огарёв, «Что надо делать народу»

(написано в 1862 г.)

(…) меры правительства, усилив, без сомнения, боевое и вообще военное значение войска, не могли, однако, не усилить, вместе с тем, и тягость казачьей воинской повинности и тем ухудшить экономическое благосостояние казачьего населения, и без того пошатнувшееся вследствие невыгодно изменившихся для казаков условий, особенно вследствие уменьшения земельных наделов и неурожаев.

Возникли опасения, что войско не в состоянии мобилизовать свои льготные полки с должной исправностью.

Затем, в 1898 г. Донские дворяне обратились к ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ с всеподданейшим прошением, в котором указывали на тяжкое положение местнаго населения.

(…)

Комиссия подтвердила факт упадка экономического благосостояния Донского казачества, признав одной из ближайших причин этого явления тяжёлые требования военной службы.

Так, комиссия, между прочим, признала, что существование особаго приготовительного разряда казаков не удовлетворяет цели своего назначения, напрасно обременяя войско денежными затратами и отрывая казаков от хозяйства, что, в видах экономических интересов казачьего населения, было бы удобнее отправлять казаков на службу не в феврале, как это делалось, а в декабре.

«Столетие …», стр. 155

Между тем известный нам Стягов и отставной казак Царёво-Никольского форпоста Евстафий Гузиков в октябре пробрались в Ливадию и подали на высочайшее имя прошение об отмене положения 9 марта, под видом уполномоченных от всего Уральского войска. Стягов и Гузиков, самовольно отлучившиеся из войска без всякого письменного вида, были препровождены на Урал, а их прошение, исполненное нелепых возражений и протестов против нового положения, отправлено к командующему войсками Оренбургского округа.