— Он дает исключительный расслабляющий эффект и, в отдельных случаях, вызывает каскад воспоминаний у пациентов с криоамнезией.

— А!

— Однако этот препарат может создать неловкое положение. Под его воздействием люди радостно выбалтывают все, что приходит им на ум, включая самые свои интимные и тайные мысли. Врачебная этика требует, чтобы я тебя предупредила. А еще у некоторых людей к нему аллергия.

— А где вас… 'учили… 'чебной этике? — с любопытством спросил он.

Странно, но она вздрогнула. — На Эскобаре, — ответила она, пристально глядя на него.

— А где мы щас?

— Лучше мне не говорить, по крайней мере пока.

— Как ты можешь заразить м'ю память? — негодующе вопросил он.

— Надеюсь, я скоро тебе все скажу, — успокоила она его. — Скоро.

— Хм, — проворчал он.

Она вытащила из кармана халата маленькую белую упаковку, открыла и отлепила с пластиковой основы кружочек. — Протяни руку. — Он сделал, как было велено, и она прижала кружок к оборотной стороне предплечья. — Кожная аллергическая проба, — объяснила она. — Исходя из всего, что я предполагаю насчет твоей работы, у тебя повышенные шансы иметь аллергию. Искусственно вызванную.

Она отлепила кружок — под ним покалывало — и внимательно стала разглядывать его руку. Там появилось розовое пятнышко, и она нахмурилась. — Чешется? — с подозрением спросила она.

— Нет, — солгал он, стиснув другую руку, чтобы не почесать пятно. Препарат, который вернет ему память, — да он должен его получить! «Белей обратно, чтоб тебя!», мысленно приказал он розовому пятнышку.

— Похоже, ты слегка к нему чувствителен, — задумчиво проговорила она. — На грани.

— Пжжалусста…

Она в нерешительности скривила губы. — Ладно… что мы теряем? Я сейчас вернусь. — Она вышла и вскоре вернулась с двумя пневмошприцами, которые положила на столик-поднос. — Это фаст-пента, показала она, — а это нейтрализатор к ней. Сразу же дай мне знать, если почувствуешь себя странно: начнешь чесаться, ощутишь звон в ушах, затруднения с дыханием или глотанием либо если начнет распухать язык.

— Р'спух щас, — возразил он, когда она закатала ему оба рукава, обнажив бледные худые руки, и прижала первый инъектор ко сгибу локтя. — 'Ткуда я скажу?

— Ты будешь в состоянии говорить. Теперь просто ляг на спину и расслабься. Когда ты досчитаешь до десяти, то должен почувствовать сонливость, точно плывешь. Попробуй.

— Дес'ть. Дев'т. Вос'. Сем. Шет', пят', ч'тыре, три-два-раззз! — Он не почувствовал сонливости; а чувствовал себя напряженным, нервным и несчастным. — Ты уверена, это тот п'рат? — Он начал барабанить пальцами по столику. Звук неестественно громко отдавался у него в ушах. Предметы в комнате приобрели жесткие, яркие грани и радужный ореол. Лицо Вербы вдруг показалось лишенной души маской из слоновой кости.

Маска угрожающе нависла над ним. — Как твое имя? — прошипела она.

— Я … я… и-и… — Заикание не давало ему выговорить ничего. Он был невидимым, безымянным наблюдателем…

— Странно, — пробормотала маска. — Кровяное давление у тебя должно падать, а не повышаться.

Внезапно он вспомнил ту самую важную вещь насчет фаст-пенты. — Фcc-пент' меня 'ждает.

Она покачала головой, не понимая.

— Збуждает, — повторил он; рот словно заело, свело судорогой. Он хотел говорить. Тысячи слов осаждали его язык, теснясь вдоль его нервов, подпихивая друг друга. — Йа. Йа-а!

— Это необычно, — Она хмуро посмотрела на инъектор, который все еще держала в руке.

— Нет, ч'рт. — Руки и ноги распрямились, точно сжатые пружины. Лицо Вербы сделалось хорошеньким, кукольным. Сердце колотилось часто-часто. Очертания комнаты колыхались, точно он плыл под водой. Он с усилием выпрямился. Он должен расслабиться. Он должен расслабиться немедленно.

— Вспомнил что-нибудь? — спросила она. Ее темные глаза были точно озера, чистые и прекрасные. Он хотел бы плавать в этих глазах, блистать в них. Хотел угодить ей. Хотел уговорами выманить ее из брони зеленого халата и танцевать с нею, нагой, в свете звезд, и… его лепет на эту тему неожиданно вылился в некий стих — на самом деле, в крайне непристойный лимерик, обыгрывающий очевидный символизм червоточин и скачковых кораблей. К счастью, выговорил он его с кучей ошибок.

К его облегчению, она улыбнулась. Но была еще одна ассоциация, совсем не забавная… — 'Тот раз, когда я это читал, кто-т'меня оф'генно избил. Тогда тоже была фсс-пента.

Ее очаровательную, высокую фигуру сковала настороженность. — Ты уже бывал прежде под действием фаст-пенты? Что ты еще об этом помнишь?

– 'Го з-звали Гален. Злилссся. Не знаю, п'чему. — Он вспомнил побагровевшеее лицо, склонившееся над ним, излучающее неумолимую, убийственную ненависть. Удары, которые на него сыпались. Он поискал в памяти свой страх — и нашел, странным образом смешанный с жалостью. — Не п'нимаю.