– В небе темном бродит ветер, бродит ветер-колоброд, приходите на рассвете, пусть вас ветер приведет, - задыхаясь, шептала она. И бежала дальше. Это птица скашь кружит над головой - или горные орлы? Не узнать, не вспомнить. Она бежала, пока тени не укрыли ее, и след не затерялся в камнях и горных реках. Она бежала, не останавливаясь, и падала, и поднималась снова.

Она искала.

Птица Char - маленькая золотокрылая полевая птица с громким резким голосом. По поверьям нового времени вещует смерть.

Che-Rui - новый путь, рассвет после, новая жизнь

Sqwersh - хвойное дерево с густой игольчатой кроной и съедобными шишками, в нем всегда есть дупла

Вторая жизнь. Jana Skuash. Дети Скаши

В краю средь лесов и пастбищ когда-то народы жили,

Про нас говорили - люди, живущие на ветрах.

Смуглы и черноволосы, быстры и жестоки были,

Мы верили в тьму-богиню, мы ведать не знали страх.

Распахнуты крылья в пропасть - звук эха высок и гулок,

Иду по камням и пеплу - разрушен забытый храм.

Я здесь умерла когда-то - Богиня меня вернула,

Чтоб путь мой привел к истокам потерянных по мирам.

«Когти скашьи, перья совьи,

В моих ладонях - узоры кровью,

Взмахом руки - открою дорогу,

Уходите прочь, чужие боги,

Взмахом серпа - рвется путь,

Чужих богов - отныне забудь»

Гляжу, как серпом небесным Богиня срезает звезды,

На небе мерцает ясно огня золотой венец,

В лесах между гор высоких запрятаны наши гнезда,

И знает об этой тайне в округе любой птенец.

Гляжу, как пернатой Скашью кружится ночная темень,

Как лес поднимает копья, как ветры идут стеной,

Забыто лихое время, забыто родное племя,

Но путь обернется змеем, и тьма обернется - мной.

«Небо склонилось, небо упруго,

Черные ветры ложатся кругом,

Черные ветры мечутся в страхе,

Взмахом стали - в кострище знаки,

Ветры, прочь - мне надо идти

С белой луной-сестрой по пути»

Богини крылатый вестник, хранитель людского духа,

Крылатая Скашь стозуба, и когти ее остры,

Но крылья у страшной Скаши нежнее, чем нежность пуха,

Но сердце у черной Скаши верней, чем сердце сестры.

Боятся в поселках птицу, страшатся ее потомков,

И бают про хищных ведьм, танцующих на костях,

Серпы их горят, как перья, и реют в густых потемках

Забытые в этом мире живущие на ветрах.

«Чужие сказки, чужая вера?

Закрыто небо, открыты двери,

Чужие жизни, чужие песни,

Закрыты звезды, открыто сердце,

Слова упали на пепел серый,

Дитя Богини не знает меры»

Ушедший народ Богини всегда умел возвращаться,

Мы сами пришли оттуда, куда не вернуться нам.

Миры на ладонях неба извечно будут вращаться,

И будет дорога наша вести в полуночный храм.

В краю средь лесов и пастбищ когда-то мы всех рассудим,

Одни средь иных народов, живущие на ветрах.

Смуглы и черноволосы, крылатые скашьи люди,

Мы верим в свою Богиню, мы ведать не знаем страх.

«Ашк смугла, луна - бледнолика,

Ныряю в забытые тайные блики,

За шагом шаг по самому краю,

Для всех чужая, судьбы не знаю,

Ищу в болотах огни и золото,

В душе - иголки, а небо сколото»

Вторая жизнь. Charu-Tea. Песня смерти

– Суишь!
– глухой возглас вспарывает лесную тишину, когда она, спотыкаясь, медленно идет к темнеющему входу в пещеру. Там - невысокий, такой хрупкий силуэт у входа. Будто бы птица вытянулась на тонких, но крепких ногах. Неужто?

А что - неужто? Кто... Бронзовокожая жрица, маленькие ладошки, глаза, круглые от совсем детского удивления. Это ей, лисенку, впору удивляться, но нет - тянется к ней старшая, обнимает, смеется. Легко-легко, как тогда, сотни лет тому. Что было между? Что было между их жизнями? Суишь не помнит. Она-то миг тому имени своего даже не помнила. Были тени, и тропинки, и какие-то леса, и быстрые птичьи крылья. Кем она была? В свите Богини? Дикой птицей? Плавала в забытьи? Не помнит... А была бы старше, опытнее - тогда, то помнила бы!