Так что я тихонько встала и тенью отступила к стене; с этими шкурами на полу не нужно было даже особенно стараться, чтобы двигаться бесшумно. Старейшина тем временем снова всхрапнул, чуть встряхнулся и глубоко затянулся дымом из трубки, успокоив мою совесть. Будем надеяться, не сгорит. Да и не отнимать же у него трубку, в самом деле!

Даже низкое,тёмное, хмурое небо после душной пещеры выжившего из ума старика оказалось ослепительно-ярким. А, хлебнув холодного свежего ветра, я и вовсе раскашлялась, и с минуту простояла на пороге, привыкая нормально дышать и чувствуя, как рассеивается дым и туман в голове.

Да уж, в такой душной пещере с таким застоявшимся воздухом, да ещё в трубочном дыму, - там и молодой-здоровый рехнётся! Предложить, что ли, Микару выволочь этого старикана на свежий воздух и вытряхнуть из него пыль?

Нет, не лучшая идея. Амир к этим условиям привык, ему в той норе хорошо, он с ней уравновесился, а так вытащишь – чего доброго, и правда в Бездну канет. А мне бы не о нём подумать, а о его словах. И стоит ли принимать всерьёз бред этого явно нездорового инчира? Хотя бы его часть. Тем более здесь, снаружи, я уже могла мыслить здраво.

Ощущение от визита было мутным и тяжёлым. Отмахнуться бы и забыть, но – не получалось. Что-то в его словах царапало и беспокоило, что-то не позволяло скопом всё сказанное признать бредом. Но что?

Точно не сама философская идея. И не резкий перепад настроения старейшины, в его состоянии и не такого ожидать можно. Уснул, забыл последние несколько минут – мелочи какие.

Слова про «сильную кровь»? Вот это, пожалуй, ближе. Даже если ему кто-то приносит свежие новости и рассказывал обо мне, всё равно это не объясняет, как он так легко меня опознал. Не думаю, что старейшина по голосу и запаху знает всех женщин в деревне, а произношение у меня сейчас, благодаря ритуалу,идеальное: потому что говорим мы с местными каждый на своём языке, а чары обеспечивают понимание и позволяют не замечать этого неудобства. Даже не знаю, как они при этом умудрялись коверкать моё имя; наверное, на такие вещи его действие не распространялось.

В общем, иного объяснения проницательности старейшины Амира, кроме «духи нашептали», у меня не было. И вот именно тут вставал вопрос: а что еще из того бреда нашептали духи и можно ли им верить?

Рекомендация поискать подсказки и объяснения в священной долине не была чем-то новым, я и сама о ней задумывалась, просто наивно надеялась управиться раньше, не выхoдя из дома. Сама я до Инкар не доберусь никогда, нужен провожатый, а это в любом случае станет возможным только после окончания Сезона Смерти. Я даже предлагать такое не буду до окончания нашествия тайюн: спасибо, насмотрелась. Если вот то их количество, что мы имеем здесь, это «немного»,то я не хочу знать, сколько их в эпицентре неведомой древней катастрофы. Которым, скорее всего, Инкар и являлась.

Да и с силой понятно. Моя кровь – это кровь богов, кровь самого мира, не удивительно, что она способна исправить какую-то проблему. Я, собственно,именно этому всю жизнь училась: своей кровью исправлять чужие ошибки.

А всё остальное... Нет остального. Ничего нового мне Амир не сказал.

И никто здесь не скажет, пора взглянуть правде в глаза. Инчиры считают, что духи ушли добровольно,точка. Если бы существовала какая-то другая версия, думаю, я бы уже с ней столкнулась. Это я со стороны вижу в теории кучу несостыковок, а для местных всё в порядке.

Значит, стоит запастись терпением и дождаться конца Сезона Смерти. А пока – разузнать побольше об Инкар и выяснить, как можно туда попасть.

Обратный путь отнял куда меньше сил, под горку ведь, но я всё равно несколько раз останавливалась перевести дух. Последний ритуал хоть и дался на удивление легко, если сравнивать с предыдущим, но самочувствие всё равно оставляло желать лучшего. Надо бы поберечь себя и в ближайшую луну поэкономить силы, а еще попросить у Майан чего-нибудь кроветворного вместо знакомых средств, которых здесь не найдёшь. Что-то она мне, конечно, передала через Микара, но нелишне поговорить с ней самой. Это в прошлый раз у целительницы почти не было других пациентов и она регулярно навещала меня, а сейчас ей точно не до того.

В госпиталь я в итоге и направилась. Сделать это надо, из дома я сегодня вряд ли еще выйду, а так – крюк небольшой, выходит почти по дороге.

В большой светлой зале царила деловитая суета, слышался лёгкий и ненавязчивый гул голосов, как в библиотеке незадолго до экзаменов. Добровольные помощницы разносили еду и занимались перевязками; те раненые, что чувствовали себя неплохо, развлекались бoлтовнёй, но вежливо,тихонько, стараясь никому не мешать. А особенно – целителям.

В дальнем углу, у окна, над одним из раненых колдовали Майан вместе с мужем, а это значило, что дела воина – ледь. Я решительно двинулась в ту сторону, но через пару шагов притушила пыл и сбавила скорость. Помощник из меня сейчас, мягко говоря, никакой, если влезу – меня же первую откачивать придётся, а сейчас этим заниматься некому.

А еще через пару шагов меня заметили.

– Привет, Стай! Как ты себя чувствуешь?

– С Чингаром всё хорошо, не волнуйся. Ты ведь его проведать пришла? Он вон там, сейчас ещё спит.

– Ой, Стай! Какая ты смелая – рискнуть жизнью за любимого! Я бы, наверное, так не смогла...

– Ох уж эти женщины... То хвостом вертит, а то проведывать прибежала!

– Стай, мне кажется,ты гораздо бледнее, чем обычно. Может, тебе прилечь?

К счастью, скопом на меня не накидывались, но, пока добралась до целителей, наслушалась всякого. В ответ на приветствия и беспокойство о здоровье старательно дружелюбно скалилась и собирала в кулак всё своё воспитание и вежливость. Останавливалась перекинуться парой слов, задать пару таких же общих вопросов: последнее дело рычать и огрызаться, когда о тебе искренне беспокоятся. От других высказываний молча скрипела зубами в бессильной злобе, понимая, что спорить бесполезно, сплетня пошла в народ, а на полноценный скандал с угрозами в таком состоянии не хватит сил.