Шрифт:
— Да, — Вит не смотрел на меня, ночное бесшабашное веселье чернокнижника сменилось усталостью.
— Но если вы знали… знали, что все умрут, что да… да… дасу, — наконец проговорила женщина, — всех у-уб…
— Убьет? — переспросил вириец, отряхивая руки. — Предполагал.
— Тогда почему не спасли остальных?
— Я не всесилен. Не успел. Постучал в первый дом, вытащил вас. Вторую девку нашел за околицей. Эй, ты, — позвал он белобрысую пад... девушку.
Та встряхнула флягой и встала рядом с чернокнижником, их рукава почти соприкасались, ее светлый и его — грязный и обтрепанный. Хвост стегнул по земле, и впервые мне было безразлично, видит его кто или нет.
— Я Мира, дочь валяльщика, — представилась она мелодичным голосом. — Я шерсть перед сном проверяла, высохла ли. Помню, как услышала что-то — вой или крик. Открыла дверь, вышла на крыльцо… — девушка улыбнулась Виту.
Из пальцев выскочили когти, уши прижались к голове, утробный рык, едва не сорвался с губ…
— А потом темнота, — закончила она.
— Пока одной объяснял, четверть часа потерял. Эту, — он указал на Миру, — просто подобрал, когда назад бежал, — чернокнижник стащил с плеч грязный плащ и протянул девушке.
— Спасибо вам, — с чувством поблагодарила та, заворачиваясь в ткань.
Я отступила, пряча руки в карманы и загоняя рык внутрь. Она не имела права так улыбаться ему, а он не имел права так улыбаться ей в ответ, так… Так тепло, пусть и устало. Пальцы коснулись прохладного камешка амулета. Стоит лишь накинуть цепочку, и я снова стану нормальной. Не бесцветной тварью, а обычной девушкой, такой, как Мира, светловолосой и голубоглазой. Я выдернула руку, словно амулет ожег пальцы. Я и сама не могла объяснить почему, но твердо знала, что не надену артефакт. Не сейчас. И не здесь. Пусть смотрит на Айку Озерную, а не на ее раскрашенную копию.
Я пошла к костру, едва удержавшись от того, чтобы оттолкнуть Миру плечом, лишь выдернула из ее рук флягу, мимоходом отметив, что Риона, она все-таки напоила, и села на плащ. Вит посмотрел удивленно, впервые за последние дни посмотрел.
— Вам надо было идти к Казуму, надо было бить в набат, собирать людей… — говорила Оле.
— И торжественно умереть вместе с ними под благостные звуки колокола? — уточнил Вит. — Так далеко моя жажда подвигов не распространяется. Вас, я спас. Благодарность оставьте себе.
— Вряд ли Казум успел бы что-то сделать, — высказался Михей и простодушно добавил: — Он пить к ночи собирался, за упокой души Теира вашего, — стрелок торопливо сотворил знак Эола, женщина повторила, только направила его на меня и выкрикнула:
— Они умерли! Умерли! Умерли!
— Можете повторить это еще не один десяток раз, ничего не изменится, — Вит пожал плечами.
— Так, значит, дасу идет за нами? — громко спросил Михей.
Чернокнижник обернулся, с губ, в уголках которых запеклась кровь, сорвался смешок.
— Видимо, у демона есть дела поважнее, чем гоняться за ободранными путниками. Поверь, если бы дасу хотел нас догнать, он давно бы уже был здесь, — мужчина посмотрел по очереди на Оле, Кули, тележку с Михеем и Рионом, Миру…
— А мы? — решил все же уточнить стрелок.
— А мы были бы на полпути к Эолу, хотя… — Вит все же мазанул по мне взглядом. Эол, что происходит? Я уже начала считать его взгляды, ни одного за вчера и уже два за сегодня, можно радоваться. — Хотя, может, и не все.
— Тогда что это было? Эти волны, от которых надо закрываться? — упорствовал в своем любопытстве Михей, он и сам это понял и со всей учтивостью добавил: — Господин кудесник.
— А это, господин искусник, — в тон ему ответил чернокнижник, — были три волны выверта. Когда дасу прорывается в чуждый для него мир, часть этого самого мира выворачивается наизнанку, как рукава у рубахи, если торопливо вытащить руку. А волны от этого знаменательного события расходятся по округе и бьют, и бьют, — Вит кивнул на возок: — По магам. Остальных добивает дыхание демона, или его слезы, или его молнии, или…— он поморщился и закончил: — Все демоны разные. Совсем, как мы.
Эта мысль показалась вирийцу очень забавной, и он снова зашелся в сухом, коротком смехе.
Я вспомнила, что уже слышала от него слово — «выверт». Там, в велижской тюрьме. Тогда он тоже говорил о волнах и о вызове. Но я ничего не поняла, а он не стал объяснять.
— И сильно магов прихватывает? — стрелок стал озабочено щупать живот.
— Сильно, — не стал обнадеживать его вириец. — Выверт разбивает их резерв. У тебя его никогда не было, поэтому ты даже не почувствовал, у Айки, — от одного того, как он произнес мое имя, захотелось поковыряться в ушах, не послышалось ли. — У Айки он вырван с мясом, великими мясниками… о простите, магами Велижа, но ее и то ударило, а вот Риону не повезло, его кувшин треснул. Как я понимаю, закрываться его не учили.