— У тебя отменно получилось, знатная дама — это не твое, — хихикнула я и получила еще один пинок. — Почему я раньше не догадалась? Это же так просто. А вот Вит понял…

— Что эта порченая кровь могла понять? — Лиэсса фыркнула, и, видя, что я не собираюсь лезть на нее с кулаками, кажется, немного успокоилась и стала поправлять волосы. — Он сам же меня из Волотков и вытащил. Дурак.

— Это он погорячился, — согласилась я. — Странное, почти невозможное совпадение.

— А представь, как удивилась я. А ведь думала, что уже отбегалась, попала под выверт, — ее рука снова поднялась, но на этот раз не ко рту, а к груди, к вырезу платья, куда уходила серебристая цепочка.

— Он понял все позднее — размышляла я. — Наверное, в Полесце, когда ты, хлопая глазами, попросила отправить письмо дядюшке в эти самые…

— Козлинки.

— Точно, — я хлопнула себя по лбу, разглядывая нависающую надо мной Лиэссу, — Казум говорил, что в Волотках все поголовно неграмотные, а тут дочь валяльщика письма с голубем рассылает. Да и вряд ли голубю известна дорога в Козлинки, вряд ли кому-то придет в голову вообще натаскивать птицу на ничем не примечательный поселок. Другое дело — Вирит, Вышград или… Велиж, — я выпрямилась, женщина тут же отступила на шаг. — Только вот поняв это, он почему-то записал меня к тебе в подружки. Знаешь, как мысленно, я называла тебя? Падаль. И ведь почти не ошиблась. Скажи, а Мира… Настоящая Мира — дочь валяльщика — мертва?

— В Волотках все мертвы, не забыла?

— Это не ответ.

— Ну, если тебя волнует судьба селянки, — Лиэсса пожала плечами. — Мира мертва. И давно. Я сама вогнала ей под ребра нож. Не хотела, как Залом столкнуться нос к носу с копией.

— Копия — это ты, падаль.

— Тварь! Эх, знала бы ты, сколько ночей, я лежала без сна, раздумывая, а не подойти ли к тебе, а не опустить ли подушку на белое личико.

— Так, чего же не подошла? — я не делала попытки подняться, впуская и выпуская невидимые когти.

Она промолчала. Ответ был очень прост, он лежал на поверхности, но некоторые вещи так тяжело произносить вслух.

— Потому что, тебе не велели, — наконец, сказала я, ухватилась за край лавки и попыталась встать. — Не велели трогать зеркального мага.

Не знаю, что ее насторожило, слова или действия. Но она вдруг схватила свечу и швырнула мне в голову. Я отбила оловянный подсвечник рукой, но воск попал на кожу, заставив меня зашипеть от боли, свеча упала на пол и закатилась под лавку.На миг, всего лишь на миг, я отвела взгляд от Лиэссы, и этого ей хватило, чтобы броситься на меня, навалиться всем телом. В ее руке матово сверкнуло лезвие ножа. Я приняла его на когти, звонко стукнувшиеся о металл, и мы покатились по полу трактира, сцепившись, как две дворовые кошки.

— И что ты сделаешь? — прошептала я, глядя в ее искаженное от гнева лицо. — Снова вскроешь мне горло, которое сама же и исцелила?

— А ты дала мне для этого силы, — проговорила она, продолжая давить на лезвие

А я вдруг поняла, что удерживаю его без всякого труда. Что даже ее тело не кажется мне таким уж тяжелым, пусть она и крупнее меня раза в два. Что я в любой момент могу сбросить женщину с себя, и даже больше того…

— Спасибо, что напомнила. Говорят, забирать подарки — дурной тон, но я ведь не дама, вроде тебя. Я — деревенская девчонка, понятия не имеющая о хороших манерах.

С этими словами, я выпустила лезвие и схватила ее за запястье, а невидимый хвост, скользнув по руке Лиэссы, обвил чуть выше моих пальцев.

Пред глазами снова появились зеркала, и снова звериное изображение глядело на меня из каждой поверхности, только на этот раз я не собиралась множить их. Я собиралась их сложить, как гадальные карты в колоду. Одно на другое. Не обращая внимания на нечеловеческий вой Лиэссы, на то, как забилось в конвульсиях ее тело. Куда-то в сторону отлетел нож, теперь она хотела только одного: вырвать руку из моих пальцев, вырвать пока…

На этот раз ее сила оказалась более податливой. Она собралась, снова напомнив мне юркого зверька, что сейчас скалился на мою кошку. Еще один осколок воспоминания, среди десятка таких же. Там, на погосте в Волотках, лже-Лиэсса-Мира увидела мою силу, а я — увидела ее. Ее юркую серую ленту, что напоминала ласку. Можно натянуть на лицо любую личину, но нельзя надеть маску на магию, живущую внутри.

Теперь сила принадлежала не только ей, она принадлежала и мне. Я позволила ей вырасти, вложила что-то свое, и теперь та с готовностью возвращалась обратно, прихватывая собой те самые песчинки колючей магии целительницы. Это — как опустошить сосуд, взять и выпить одним махом крынку молока. Даже голод, что продолжал терзать меня изнутри, унялся.

Мелькнула мысль о печати смерти, что могла появиться у меня над головой, раз я забрала чужую силу. Мелькнула и исчезла. Сейчас мне были безразличны все печати мира, даже если мне придется снова прогуляться до эшафота.

Я разжала пальцы, женщина, продолжая завывать, скатилась на пол и поползла в сторону, изредка повторяя:

— Нет-нет-нет…

Я поднялась и села на лавку, из-под соседней начала виться вверх тонкая струйка дыма. Мы поменялись ролями, теперь Лиэсса корчилась на полу, а я смотрела сверху.