Ускорившись ещё немного, она приблизилась к ним. Он стоял к ней спиной. Чёрт побери эту спину, казалось, будто Микеланджело самолично высек её из глыбы мрамора. Девушка обратила своё внимание на Пенни, наклонилась и повернулась, разглядывая её с любопытством. Только тогда Пенни осознала, как она выглядит: порванные колготки и ссадина на колене, из которой струилась длинная полоска крови, которая подобно слезе, бежала до белого теннисного ботинка. Пот застилал веки, а дыхание было тяжёлым.

В этот момент повернулся Маркус. Его глаза цвета расплавленной ртути на мгновение задержались на ней, как будто бы не узнавая. Наконец он спросил, глядя из-за обычного облака дыма:

— А ты что хочешь?

Взгляд Маркуса воплощал один, чёртов вопрос. Пенни подняла глаза к небу, как бы прося прощения за собственный интеллект, поскольку выбор пал на этого пещерного человека. А потом опустила их вниз на тротуар, как бы продолжая свою попытку извиняться, только на этот раз перед всем, что находилось ниже пояса, поскольку, несмотря на все хорошие и правильные рассуждения, эти части не хотели оставаться равнодушными перед этим доисторическим зовом. Ничего не поделаешь: этот парень притягивал её, вне всякого сомнения. Ей достаточно просто увидеть его, почувствовать его ДНК, как её эстрогены со всеми молекулами и атомами отправлялись на экзотическую вечеринку.

— Что ты натворила? — ещё раз спросил у неё Маркус, разглядывая ноги, кровь и пальто с яркой бижутерией.

— Ничего, небольшое столкновение с мусорным баком. Я могу тебе кое-что сказать, наедине? — произнесла она, указывая на девушку на каблуках и в зелёном мехе, которая продолжала курить и наслаждаться шоу только что прибывшей раненой бродяги. Он повернулся к женщине, и та, не услышав от него ни единого слова, пожала плечами и бросила сигарету, раздавив её заостренным кончиком сапога. После чего вернулась в клуб.

Как только они остались одни, на необычно пустынном тротуаре, Пенни вернулась к атаке:

— Я передумала, — заявила она с решительным видом.

— Ты что, напилась? Потому что я ничего не понимаю, — возразил он, в свою очередь, гася сигарету о землю и пиная окурок в сторону дороги.

Пенни вспомнила Гранта и его завуалированные угрозы, и выпалила на едином дыхании.

— Я сказала тебе, что мне ничего не нужно в обмен на услугу одурачивания твоего куратора.

У Маркуса приподнялись губы в односторонней ухмылке, типичной для тех, кто знает, что он был прав в отношении аргумента фундаментального значения.

— И ты передумала? Кто знает почему, но меня это не удивляет. Но в постель с тобой я не пойду, даже под угрозой смерти.

— Почему ты всегда думаешь, что женщина должна просить у тебя об одолжениях сексуального характера?

— Потому что это то, о чём все меня просят. Или быть может, ты хочешь моей помощи в решении математических уравнений или я должен сделать портрет акварелью?

— Ничего подобного. Хотя должно быть грустно.

— Что?

— Думать, что весь мир вращается всегда и только вокруг твоей... э-э... штуки.

— Мир вращается всегда и только вокруг моей «э-э штуки».

— Это неправда! Я его не хочу! Я имею в виду... я не хочу ничего материального. Я просто хочу заключить с тобой сделку.

Маркус прикурил ещё одну сигарету. Эта поза – плотно сжатые губы, глаза прищурены, прислонённое к сигарете пламя зажигалки, руки впереди, чтобы защитить от ветра, – спровоцировали её гормоны в полном комплекте вернуться на абордаж. Удалённая судорога, низко, слишком низко, чтобы быть сердечным приступом или на худой конец проявлением колита, заставила её задаться вопросом, что в конечном итоге он не был неправ. У неё имелось ужасное подозрение в собственном огромном желании его и его «безымянного друга». Маркус перевернул её устоявшиеся романтические идеи: глядя на него, она не могла думать о двух влюбленных, стоявших рядом и взявшихся за руки при лунном свете в обещании вечной любви. Глядя на него она хотела только чтобы он засунул язык ей в рот и так далее, и тому подобное. «Много всего такого». Но она находилась здесь, чтобы предложить ему совершенно другое и, несмотря на проклятый костёр, раздутый у неё под юбкой и негаснущий в течение последних десяти дней, она должна выглядеть неприступной.

— Я хочу, чтобы ты был моим телохранителем по ночам.

— Не понял?

— Это всего пятьсот метров. С того места, где я работаю до двери моего дома. Я не прошу у тебя ничего другого.

— Я же говорил тебе, что ты не нуждаешься в моих акварелях, — сказал он, продолжая смеяться с каменным лицом. — Это вторая вещь, о чём меня обычно просят. Секс и личная защита. Ты не очень оригинальна.

— Я не хочу быть оригинальной, — отрезала Пенелопа, — я хочу быть живой!

Возможно, Маркус заметил её искреннее беспокойство, потому что он перестал улыбаться.

— Кто хочет тебя убить?

— Есть один. Но история не интересна для тебя.

— Есть парень, который хочет тебя убить?

— Не вполне убить меня, но… э…. как ты говоришь устроить мне приключения.

— Не нравятся мне такие типы. Я не хочу связываться с этим. Если я застукаю одного такого, то убью снова, а я не хочу возвращаться в тюрьму.

— Я была в этом уверена.

— В чём?

— Что ты сидел в тюрьме не потому что убил ангела. Я была уверена, что ты убрал кусок дерьма. Однако я не прошу тебя никого убивать. Тебе просто нужно... составить мне компанию. Видя тебя рядом, он близко не подойдёт. Он трус.