Моя решительность ей нравиться – она облизывает губы, а её лицо краснеет. Остаётся стоять голая: с небольшими, но полными сиськами и полностью выбритым лобком.

Качаю головой.

— Нет — говорю, оценивая её с лицом мудака. — Ты не лучше Пенни.

Она широко раскрывает глаза, словно кролик, пойманный в центр от фар внедорожника.

— Но как...

— Мне очень жаль, но мой член не хочет сотрудничать, — говорю спокойно я. — Напротив, видя тебя, мне ещё больше захотелось трахнуть Пенни.

— Эту суку! Всё равно я уверена, что она тебе заплатила! Но я дам тебе больше! Наверху у меня чековая книжка, две тысячи долларов тебя устроит?

— Если хочешь мне заплатить, то тебе это будет стоить гораздо дороже, чем две тысячи долларов. Но тут не вопрос денег. Дело в том, что меня от тебя тошнит. Я не хочу засовывать себя в канализацию.

Сказав это, поворачиваюсь спиной и ухожу, оставляя её голой и злой. Кажется, я слышу ругань, но мне всё равно, поскольку для меня это имеет меньше значение, чем ничего, чтобы попытаться точно выяснить, что она сказала.

Я не могу найти Пенни. На мгновение меня посещают мысли, что возможно она тоже где-то зависла с тем типом, что смотрел на неё как на шоколад. От этого не могу прекратить сжимать кулаки.

Затем я вижу его и останавливаюсь.

— Где она? — спрашиваю его, и мой злой голос заставляет его нахмуриться.

— Если ты имеешь в виду Пенни, то она ушла. Если ты имеешь в виду Ребекку, то ты должен знать лучше меня.

— Она ушла? Когда?

— Примерно десять минут назад, после того как узнала какой ты подлец.

В другой раз я бы больше заострил своё внимание на его комментарий, но я волнуюсь за Пенни, и его тон проходит сквозь меня, но оставляет странно равнодушным.

— Куда она пошла?

— Откуда я знаю? Она не захотела, чтобы я её проводил.

— Она взяла такси или что?

— Она даже не взяла пальто. Вышла и всё. Уверен, что ты кусок дерьма. Если ты с Пенни, что ты забыл с такой как Ребекка? Но возможно, это правда – чем больше мышцы, тем меньше мозг.

Я хватаю его за воротник рубашки.

— Надейся, что с ней ничего не случилось.

— Надейся ты тоже.

Он не ошибается. Это же не его вина. Я был с Пенни. Это я тот, кто должен думать о ней. Сдерживаю сильное желание врезать ему по яйцам, чтобы стереть с его лица это обвинительное выражение, и выхожу из дурного дома.

Идёт дождь. Я смотрю вокруг, но её и след простыл. У меня сердце ушло в пятки.

Окей, успокойся. Она не маленькая девочка, а взрослая и с хорошим иммунитетом. Да, мы пришли вместе, но мы же не заключили договор на крови. Если она ушла? Её дело.

Но до конца я не могу в это поверить. Часть меня понимает, что я грёбаный лжец. Вспоминаю напуганное выражение её лица до прибытия, её влажные и кристально чистые глаза, и прихожу в ярость, злясь на самого себя.

Я пытаюсь дозвониться ей на сотовый, но никто не отвечает. Из меня вырывается куча ругательств.

У неё с собой не было достаточно денег, и поэтому она не могла взять такси. Станция метро находится слишком далеко отсюда. Может быть автобус?

Спрашиваю, где находится ближайшая остановка у пары прохожих, которые пробегают в надежде укрыться от проливной воды. И бегу как сумасшедший.

Потом под навесом, который ни от чего не защищает, вижу её. Сидит на скамейке, а взгляд направлен на грязную дорогу. Приезжает автобус, разбрызгивая повсюду воду. Пенни встает, чтобы сесть в него. До конца не понимаю что делаю, но в основном, толком не понимаю, что я чувствую: осознаю только то, что как только обнял её сзади, сильно сжимая, чувствую себя, словно завоевал что-то очень важное.

Увидев его, Пенни сильно вздрогнула, а вырвавшийся крик несколькими мгновениями раньше, превратился в удушающую икоту.

— Мудак! — выкрикнула она ему, извиваясь, пока не оттолкнула его. Села в автобус и Маркус последовал за ней.

В салоне автобуса было мало людей, всего несколько человек, сидящих на передних сиденьях. Пенелопа села на первое попавшее место. С волос ручьями стекала вода, словно из трубы, полной дыр. Она принялась смотреть в окно, с гротескно показным безразличием. У её ног собралась лужа из дождевой воды, но она продолжала смотреть на дождь за окном, как будто хотела ещё и ещё, а присутствие Маркуса являлось эквивалентом невидимки или вымерших животных.