Фразеосхема с опорным компонентом хоть бы исследуется Д. Н. Шмелёвым в аспекте категории иронии: «Выражение иронического отрицания может связываться также и с нарушением модальных соотношений, обычных в иных условиях для данных форм. Так, конструкции с хоть бы (или хотя бы), типа Хоть бы кто-нибудь помог!, т. е. имеющие обычно ограничительно-желательное значение, могут быть легко переведены в иную модальную плоскость» (Шмелёв, 1958, с. 74). При этом отмечается, что данная фразеосхема может иметь и значение «отрицания», т. е. использоваться «для констатации отсутствия обозначенного действия, т. е. форма сослагательного (условного) наклонения переводится в сферу отношений изъявительного наклонения. Ср.: “Собакевич слушал, всё по-прежнему нагнувши голову, и хоть бы что-нибудь похожее на выражение показалось в лице его” (Гоголь, Мертвые души)» (Там же). Забегая несколько вперёд, скажем, что данная фразеосхема, кроме указанных двух значений, способна выражать ещё несколько значений, которые удалось выявить благодаря анализу большого количества её текстовых реализаций.

Д. Н. Шмелёв вполне справедливо отмечает наличие у данной синтаксической конструкции «синтаксически обусловленного» значения. «Оно не вытекает прямо и непосредственно из значения глагольной формы, а как бы строится на основе определённой и устойчивой “модели”, представляя собой синонимическую замену отрицательной конструкции с глагольной формой прошедшего времени изъявительного наклонения; ср. И никто (даже) не помог и т. п.» (Там же). Этому способствует также более устойчивый порядок слов.

Кроме того, в лингвистических работах делаются наблюдения относительно отдельных парадигматических характеристик данной фразеосхемы: «Сама глагольная форма в различных ситуациях вообще может быть опущена: “На улице опять жара стояла невыносимая; хоть бы капля дождя во все эти дни” (Достоевский. Преступление и наказание)» (Там же, с. 75).

Как видим, наработок в области исследования фразеосхем с опорным компонентом, выраженным союзом, не так уж и много. Этим и обусловлена высокая актуальность предпринятого нами исследования.

Формирование и функционирование фразеосхем обусловлено различными экстра- и интралингвистическими факторами. Общая характеристика данных факторов была дана выше. Остановимся здесь на описании собственно лингвистических параметров, детерминирующих наибольшую специфику фразеосхем как отдельного класса синтаксических фразеологических единиц.

Прежде всего, для фразеосхем весьма велика роль опорного компонента структуры. В связи с этим необходимо дать краткую характеристику союзу как части речи, так как исследуемые в настоящей работе фразеосхемы включают в свой состав опорный компонент, этимологически связанный с союзом.

«Союз – класс служебных слов, оформляющих синтаксические связи предложений и синтаксические связи слов. Связующая функция является для союзов основной» (Васильева, 1990, с. 484). «Большинство союзов и союзных слов не столько устанавливает связь, сколько выявляет и конкретизирует её» (Русская грамматика, 1980, т. 1, с. 713). Таким образом, опорный компонент фразеосхем данной группы строится на основе служебной части речи: «Союз – это служебная часть речи в собственном смысле слова; связующая функция в предложении является для него основной» (Там же). Её специфика заключается в отсутствии полноценного значения, что предрасполагает такую лексему к различного рода лексико-грамматическим и семантическим трансформациям: «То значение отношения, которое является грамматическим значением союза как части речи, сближает его с предлогами и частицами, а также с вводными (модальными) словами» (Там же). Связующая функция союза реализуется в особых контекстуальных условиях. При их изменении, к примеру при опущении второго структурно-смыслового компонента в тексте, функция связывания оказывается неактуальной, что приводит к изменению статуса союзного элемента.

Кроме того, «союз автономен в составе предложения…» (Васильева, 1990, с. 484). Жёстко обусловленная необходимость грамматического согласования союза с окружением отсутствует: «…союзы не только не связаны с грамматическими формами соединяемых слов, но и вообще безразличны к их принадлежности к той или другой части речи… Его контакт с синтаксической конструкцией не закреплен никакими формальными показателями. В этом смысле союз, будучи неотъемлемым элементом образуемой синтаксической конструкции, в то же время сохраняет формальную автономность…» (Русская грамматика, 1980, т. 1, с. 713). Это детерминирует его большую грамматическую самостоятельность, что, в свою очередь, также способствует его более лёгкой разноаспектной модификации, в том числе деактуализации. «…Союзы, связывающие словоформы внутри простого предложения, осуществляют эту функцию независимо от грамматических характеристик этих словоформ» (Там же, с. 714).

Анализ союзов, используемых при построении фразеосхем, исследуемых в данной работе, в историческом аспекте показал, что некоторые из них наследуют названные выше качества ещё на более ранних этапах своего существования. Так, неэлементарный простой союз если и подобные «исторически восходят к соединениям двух или более служебных слов (или служебного слова с застывшей формой знаменательного слова)… ср. “если” < “есть” + частица “ли”…» (Васильева, 1990, с. 484). Таким образом, некоторые из таких союзов обладают обобщённой семантикой, а потому и предрасположенностью к подобным трансформациям ещё на уровне производящей основы, например, союз хотя, который произведён на основе полнознаменательной лексемы.

Подчинительный союз семантически связан с придаточной частью придаточного предложения посредством корреляции с модальной характеристикой всего предложения. На наш взгляд, это также способствует тому, что в результате осуществления фразеологических преобразований в структуре фразеосхемы опорный компонент, этимологически связанный с союзом, приобретает структурную и семантическую включенность в модель предложения в целом, приобретая статус элемента лексико-грамматического и структурно детерминированного.