– Пришла в себя! Наконец-то! – радостно всплеснула руками мадам Потаж, увидев Арлину на кухне, кружащуюся в обновках. – Платье сидит отлично. Но чего-то не хватает, – кухарка смерила девушку оценивающим взглядом, – не могу понять, чего именно. Ну да кышь отсюда! Нечего тебе сегодня на кухне делать. Распоряжение милорда. 

– Я догадывалась, – поникла Арлина. – Хоть хлеба на дорогу взять разрешите? 

– На какую ещё дорогу? – всполошилась мадам Потаж. – О сборе корзинки с провиантом ничего сказано не было. Что я пропустила? Опять Пакстон не предупредил!

– Это не бал и не приём важного гостя, чтобы о таком объявлять. Милорд ведь распорядился, чтобы я покинула его замок, не так ли? Я слишком много всего натворила, чтобы он продолжал терпеть меня тут по доброй воле. 

– Что же ты такое лопочешь? – воскликнула кухарка, смахивая крошки со стола на пол полотенцем. – Никто тебя за ворота выставлять не приказывал, иначе я уже знала бы. Пакстон только на вид, как гусь, важный, а как на кухню заглянет, сразу, как сорока-трещётка, всё разболтает. О том, чтобы тебя выгнать, и слова не было. Уж ты мне поверь! 

Лицо Арлины посветлело. 

– Чего тогда меня с кухни выпроваживаете? Дайте хоть стручок гороха. 

– Не велено. – Кухарка развернула Арлину лицом к дверям и чуть ли не силой вытолкала в коридор. – Будешь ужинать вместе с хозяином, такова его воля. А проснулась ты и так на закатное солнце, так что ждать ужина осталось недолго. Не помрёшь с голода, коли вчера не померла. 

Крыть было нечем. Волнуясь и прокручивая в голове возможные варианты начала беседы и объяснений своего вчерашнего поступка лорду Тайернаку, Арлина долго бродила по коридорам замка и сама не заметила, как добрела до кабинета. 

Заглянула внутрь – никого не было. Только кресла у камина были теперь повёрнуты не к огню, а к столику, на котором вместо груды книг стояли блюда с маринованными и свежими овощами, печёной картошкой, щедро промасленной и посыпанной рубленой зеленью, а также уткой – румяной, поджаренной и пахнущей специями. 

«Но без молотого чеснока», – отметила про себя Арлина, вдохнув ароматы белого и розового перцев. 

От одного только вида еды сразу стало плохо: захотелось наброситься на всё, что стояло на столике, вырвать утиную ножку, вгрызться в неё зубами, а затем набить рот картошкой, всё это проглотить и облизнуться. А затем запить вином цвета чёрной смородины, булькающим в кувшине, который только что принесла в кабинет тихоня-служанка, помогающая на кухне. Принесла и зыркнула на Арлину так, словно оценивала, достойна та или нет таких почестей, как ужин с самим хозяином. 

Вспомнив о Тайернаке, Арлина опять забеспокоилась. Надо бы подготовиться, чтобы не блеять и не мямлить, когда тот войдёт, а сразу с чувством, но спокойно обьяснить ему, что рвать на девушке нижнее бельё без её спроса не дозволено никому, даже почтенному старцу. 

«А ничего, что он тебе жизнь спасти хотел?» – ураганом пронеслись в голове мысли. Аргумент хороший, тогда, пожалуй, вначале следует заикнуться о новом платье и поблагодарить за него. Но оно такое... невзрачное. «Радуйся, что голой бегать не надо. Платье сидит отлично. Старые штаны, из которых ты давно выросла, сильно давили в талии». 

Тогда с чего начать? Может, с нейтрального? С погоды, например? Или с извинений за неудобства с коровяком? Или с восхищения способностями милорда? Последнее – беспроигрышный вариант! Спросить его, откуда он столько знает и умеет. Возможно, его научила всему его мать. Или бабка. Или ещё кто-то. Портретов на стене вон сколько – смотришь, и, кажется, все на одно лицо. Кроме одного. Вон того юноши с белыми волосами и увлечённым светлым взглядом серых глаз. «Не вздумай спрашивать, кто это, – предостерёг внутренний голос. – Вспомни, что случилось на чаепитии в салоне маркизы Штолль». 

Арлина поморщилась. Ситуация в салоне год назад и правда была неудобной. По доброте душевной приглашённая на салон впервые Арлина решила сделать комплимент хозяйке и отметила её красивый цвет лица. Вот только сравнение сделала неудачное: ткнула пальцем на портрет юной девушки, висевший в гостиной. Портрет и правда был написан из ряда вон плохо: волосы и кожа девушки отдавали болотной зеленью, нос был кривоват, один глаз больше другого. Каково же было удивление Арлины, когда, недовольно поджав губы, мадам Штолль еле слышно процедила сквозь зубы, что девушка на портрете – это она в девичестве, и в те времена её признавали писаной красавицей. 

Вот и со стариком про портреты лучше не заикаться – мало ли, что за всей этой кучей народа стоит. 

О чём тогда говорить? Не сразу же за утиную ножку хвататься. Может, всё же набраться смелости и задать вопрос, который, словно коровяк, так и жжёт изнутри? И Арлина бросила ещё один взгляд на светловолосого юношу, смотревшего на неё с высоты около восьми футов. 

– Что так засмотрелась? Хорош? – Арлина услышала за спиной сварливый голос и обернулась. 

Лорд Тайернак стоял в дверях. Он был всё в тех же неброских одеждах, всё с той же изящной белой тростью, на конце которой сверкал бледно-голубой алмаз. Только лицо старика как будто постарело ещё лет на сто, хотя и самому хозяину замка было явно не меньше. Осунувшееся, мрачное, недовольное, оно разгладилось лишь тогда, когда взгляд впалых глаз упал на тоненький девичий силуэт в новом сером платье, неловко переминающийся с ноги на ногу и не решающийся сделать шаг на встречу.