Шрифт:
И браслетик всё не развязывался. В конце концов Талла решила, что это знак. Может, так ему и хочется? Быть сомкнутым в кольцо? Можно ведь и вокруг оплести, что-то закрепить. Всё равно браслет висел на израненной левой руке, которой не особенно и пошевелишь.
Перебирание безделушек успокаивало. Талла будто бы стала совсем маленькой и копалась в украшениях из маминой шкатулки. Примеряла колечки, слетавшие с пальчиков, стоило опустить руку, прикладывала к ушам тяжёлые серьги… Слушала мелодию маминого голоса…
“И Дитя полюбила юношу, рыбачившего на берегу, а потом выпускавшего рыбу обратно в море. С тех пор она не покидала остров и отвергла любовь другого бога, который так и продолжал её любить, но не посмел причинить зла юноше. И даже когда тот умер от старости, Дитя оставалась с его народом, защищала его детей, его внуков и правнуков”.
Почему Талла вспомнила? И теперь история звучала совсем иначе. Особенно про бога. Она с обидой стиснула пальцы и укололась обо что-то – маленький аметист в форме звезды. Странно, она ведь старалась не брать ценного, но теперь ощущала, что именно он – подходит. А потом, по непреодолимому требованию души, выдернула собственный волос – такой светлый на фоне чёрного плетения, – нанизала на него камешек и переплела с браслетом. Вот так, и будто больше ничего не нужно. Талла ещё пошарила по столу, но каждый раз, когда пальцы останавливались на рыбьей чешуйке или засушенном цветке, испытывала едва ли не отвращение. Нет, точно всё. Что же это такое получилось? Интересно, как бы оценила её работу Марбл? Но Талла почему-то не хотела ей показывать. Хотя та всё равно увидит… Мысли стали вялыми и далёкими. Талла зевнула. Тяжёлый день…
Она подавила желание заглянуть в комнату Итера, узнать, как он там. Сердится ли ещё? Да и какая разница! Талла точно не собиралась извиняться, а он – бог и, наверняка, вообще не знает, что такое извинение.
Глава 20
– Почему ты остаёшься с ним? – спросила Марбл. – Он ведь на самом деле даже не дядя тебе?
Они сидели у неё за столом, пили чай – красноватого цвета, сладкий с приятной кислинкой. До полудня было ещё далеко, но Талла уже сходила с ума от волнения. И почему какое-то Имянаречение её так растревожило? Она была на тысяче приёмов – ещё и позначительнее! А теперь будто и правда превратилась в простушку, которую сам Великий пригласил к обеду. Даже с Итером вновь разругалась из-за какой-то мелочи, а ведь они только прекратили молчаливую вражду с прошлого раза…
– Я должна. Марбл, это очень сложно объяснить…
– Да уж вроде не дура я, а?
– Нет, но дело не в том, – Талла сделала глоток, будто чай, как и другие поделки колдуньи, имел волшебную силу подсказывать верные ответы. – Мы с ним должны сделать кое-что важное и…
– И ты в него влюблена? – смеясь, закончила Марбл.
Талла не могла себя видеть, но кровь прянула к щекам с таким отчаянием, что и смотреть было не надо, и так ясно – лицо пунцовое.
– Да, – неожиданно призналась она Марбл и, скорее даже, самой себе.
– А как же твой Блаун? Вон как разнарядилась для него!
Талла невольно оглядела себя. Испорченное платье они перешивали вместе – два новых широких рукава из старой блузы Марбл, вместо испорченных участков подола – бежевые вставки. Странным образом подлатанное платье стало выглядеть почти не хуже прежнего. Туфли, правда, пришлось купить новые.
– Он замечательный, – ответила Талла, глядя на лёгкое подрагивание чайной глади. – Я сама не знаю, что со мной такое… Дэй так добр, и мне нравится, как он смотрит на меня. Наверное, я могла бы стать с ним очень счастливой.
– А твой “дядюшка” – доводит до белого каления, да? Ты бесишься, но так и хочется упасть ему в объятия? Этому, милая, даже название есть у людей…
Талла не стала спрашивать – какое. Марбл описала слишком уж точно. Может, ей и не хватало утончённости мамы, но умом и проницательностью торговка точно не уступала. И она сделала так много…
– Может, это и ничего, если я расскажу тебе, да? – начала Талла. Уж не сдаст же её подруга стражникам? – Мне нужно с кем-то поделиться, а с кем, если не с тобой?
– Как хочешь, я не настаиваю, милая.
– Не знаю, одобрила бы эту откровенность моя мама… Мне кажется, я предаю её, рассказывая наш с ней секрет. Но её нет, а мне так нужно с кем-то поговорить. Я совсем запуталась и уже не знаю, что правильно, а что нет. Я должна выкрасть глаз Странника, что хранится у Великого во дворце Амстрена.
Талла ещё никогда не видела такого изумления на лице Марбл, казалось, она навидалась всякого и ничто не способно её поразить. И вот теперь её рысьи глаза расширились, рот чуть приоткрылся. Талла даже невольно ощутила гордость за то, что именно её секрет смог вызвать на лице Марбл такое выражение.
– Ты ведь пошутила так, девочка?
– Нет. Зря я, наверное…
– Да уж говори теперь, раз начала, – она, кажется, справилась с удивлением, и теперь в глазах проступила заинтересованность. – И зачем он тебе?
– Я хочу… – Талла смутилась. – Только не смейся, прошу! Мы с мамой хотели всё исправить. Тебе, такой свободной, хозяйке самой себя, может и не понять, но ты ведь была в Соланире. То, как там живут женщины – неправильно. Здесь лучше, но не во всём. А с богами в Амстрене обращаются просто чудовищно!