— Чую смерть! — неожиданно прозвучал вкрадчивый голос летунца.

Пол-лица выплюнул изо рта сухую травинку и, приподнявшись на локтях, встревоженно осмотрелся. Изломанную ленту окольной дороги по правой стороне теснили задушенные бурьяном поля, а слева напирали заросли шиповника, едва колышимые веявшим обманчивым спокойствием ветерком. Но стоило телеге заползти на макушку холма, как слуга тотчас натянул вожжи и ошеломленно проговорил:

— Гляньте-ка, господин смертник! Кажись, это карета того графа!

Сразу на пологом съезде у обочины лежала на боку запыленная карета с оторванным колесом. Рядом в луже крови валялось бездыханное тело все еще сжимавшее в окостеневшей руке чистенький меч. А вокруг не было видно ни единой живой души, кроме вездесущих кузнечиков запрыгивавших прямо на трупы двух гнедых коней утыканных стрелами.

— Так кажись или точно? Мало ли какие тут еще богатеи прокатиться вздумали, — слезая с телеги, взволнованно осведомился Пол-лица.

— Вона герб графский на дверке. А тот горемыка, кажись, в его свите был, — потрясенно пялясь на неподвижного мечника, пробормотал горбун.

— Да уж, вляпались, так вляпались, — протянул Пол-лица, осторожно подходя к месту удачной засады. — От такого одним изгнанием не отделаешься. До скончания дней расхлебывать будем.

— Господин смертник, может, я за подмогой съезжу, пока вы здесь

постережете? — скромно предложил сметливый слуга.

— А что если наоборот? Ты караулить останешься, а я в город махну. Не по нраву тебе такая перспектива? — цепляясь за ступицу колеса и заглядывая в темное нутро кареты, прокряхтел Пол-лица. — Пусто! Крови тоже не видать. Женишок-то, поди, жив еще!

— Господин, много ли от меня толку? Вдруг те, кто это сотворил, воротятся? Драться я не мастак. Да у меня и меча-то нету, — простонал слуга, сутулясь пуще прежнего.

— Вон меч валяется. Мертвецу он уже без надобности. Бери себе и прекращай ныть! Все равно я тебе улизнуть не позволю. Из нас четверых… вернее троих ты единственный, кто способен опознать графа. А ведь нам как раз предстоит отправиться на его поиски, — властным голосом распорядился Пол-лица, осматривая кровавый след, уходящий в придорожные кусты.

— На кой ляд вам ввязываться? Пущай стража сама валандается. Я по своей воле башку в улей совать не желаю, — вновь попытался отбояриться горбун.

— Так стража и будет валандаться, но не с пропавшим графом, а с тобой. Думаешь, они сломя голову кинуться по дебрям да оврага шуровать? Дудки! Первым долгом бравые стражники не без помощи кулаков и плетей проверят, а не пособник ли ты засады часом, — возвращаясь к телеге, растолковал Пол-лица.

— Получается, никто не узнает о нашей жуткой находке, покамест мы тут бродить будем? — испуганно пролопотал подмастерье, отирая сеном испарину со лба.

— Благодаря тебе узнают. Сейчас же чеши к Белоруку и требуй подмоги, — обнадеживающе хлопнув по плечу Савву, велел Пол-лица.

— Но ведь лошадь не станет мне повиноваться. Как же я в орден попаду? — вылезая из телеги, растерянно вопросил подмастерье.

— Пехом. На этой кляче все равно галопом не поскачешь. И прихвати с собой бурдюк. Он меня всюду отыщет. Главное внимательно слушай его советы, — прошептал Пол-лица, повесив за спину Савве сосуд с недовольно булькнувшим летунцом.

Душевным толчком направив подмастерья в нужную сторону, смертник подождал, пока угрюмый горбун набросит вожжи на сломанное деревце и без лишних разговоров нырнул прямиком в кусты. Продираясь сквозь колючие заросли, изрядно вытоптанные драпавшими людьми графа, Пол-лица старался не упускать из виду кровавый след. Пройдя по тропинке из рубиновых капель через узкую ложбину, он добрался до сиротливого дубка, под которым обнаружился еще один труп со стрелой в груди.

— Даже плохонькая кольчуга его бы, пожалуй, спасла. Граф показался мне донельзя благоразумным. А тут отчего-то не озаботился защищенностью своей свиты, — с ужасом таращась на привалившееся к стволу тело, удивился слуга.

— Какой олух напялит на себя кольчугу во время сезона мира? До сих пор над знатными персонами никто разбой учинять не смел, — покачал головой Пол-лица, глазами выискивая прореху в стене бурьяна заполонившего раскинувшуюся впереди поляну.

Наконец, углядев стежку проложенную толпой беглецов, смертник немедля зашагал в гущу зелени. Царство разнотравья недружелюбно приняло чужаков, плюнув в физиономии пыльцой и насыпав за шиворот докучливых насекомых. Беспрестанно чихая, Пол-лица, словно обезумевший вепрь, ломанулся через поляну. Для него не составило труда ловко перемахнуть спящую гадюку заедино с трухлявым пнем, а вот перед трупом коня, убитым прямо на выходе из травяных дебрей, пришлось остановиться. Наскочивший сзади горбун чуть не сшиб смертника с ног и, насилу отдышавшись, вымолвил:

— Господин, граф либо убёг, либо лежит под неприметным кустом со стрелой в затылке. Может, воротимся на дорогу?

— Тихо! Не мели попусту языком. Слышал крик? Он вроде донесся вон от того обрыва, — обойдя палую скотину, указал в сторону видневшегося за деревьями крутосклонного холма Пол-лица.

— Я туговат на ухо и едва разбираю даже вашу речь, — пряча плутоватые глазки, заскромничал горбун. — Небось, зверёк какой-то ревел или ветер в ветвях шуткует.

— Сейчас глянем, что там за зверёк бранился человеческим голосом, — произнес Пол-лица, смело топая в низину затянутую сетями дикого хмеля.