– Если я о чем-то сейчас и жалею, – глядя на всех и ни на кого, продолжал говорить Марта, подобрав под себя ноги и вжимаясь в угол дивана из коричневой кожи, занимавший едва ли только треть от всей площади ее однокомнатной квартиры, – то жалею, что не вскрыла себе вены сразу же…

Снова несчастная, снова слабая и отрешенная, она на время замолчала, краем белоснежного банного халата прикрыла глаза, будто ее слезы знали – ночь за окном, Марте нужно успокоиться и немного поспать.

– …Пожар потушили, кажется, быстро, только от нашего дома мало что осталось. От Ренаты тоже ничего не осталось. Похоронили …пепел, собранный в комнате моей малышки.

Той ночью, когда случился пожар, мне и нужно было… Я бы отыскала ее в Вечности. Отыскала бы, правда?

Теперь Марта видела всех и каждого – кивали, соглашаясь, не наши головы из сумрака комнаты, а память сердец отозвалась в нас, душах, ритмикой сопереживания: земной минутой молчания из Вечности.

Мераб, стоявший в проеме двери на кухню и другие бытовые комнатки, неожиданно для всех и для себя самого случайно включил свет. Всем стало очевидно – упрямый, себялюбивый и вызывающе дерзкий. Ничего в его внешности не изменилось, хотя он и спрятал от глаз Марты свою окровавленную рубашку, надев куртку и застегнув ее на молнию. Марта никак на это не отреагировала, а Нордин предложил мегрелу рассказать о том, что с ним случилось 23 января 2018 года.

От Мераба мы узнали, что мегрелы являются народом региона Мегрелия, что в Западной Грузии. Живут, в том числе, и в поселениях усадебного типа. Села, с численностью населения небольшой, растянуты протяженностью в несколько километров. В одном из таких сел и родился Мераб.

Кони, верховая езда и здоровье родителей – все, что ему нужно было от жизни. Любил, от настроения, спускаться в предгорную долину с ружьем, только охота в Грузии на зверя запрещена, а сизый голубь или горлица – такие трофеи настроение не добавляли.

В тридцать лет Мераб женился на той, кого ему в жены выбрал отец. А он без памяти влюбился в Лику, односельчанку, с чувственными губами и грустью в глазах. Эта грусть не давала ему покоя, а однажды, прожив с Ликой два года, он увидел выливающиеся из ее глаз слезы в самый неподходящий для этого момент в их супружеской постели... Хотел забыть об этом, но не получалось. И грусть одолела его самого.

Узнав о беременности Лики, вымучил из себя вопрос – любит ли она его, услышал, что нет, и, не раздумывая, сказал: «Уходи!». Лика ушла, но не вернулась к родителям. Спустя время, ему стало известно, где она: в Тбилиси.

У того, кто видел Лику у храма Метехи, он взял напрокат еще крепенькие «Жигули», оставив в залоге коня и ружье, и в неблизком пути останавливался лишь на автозаправках. В Тбилиси он въехал также нескоро, измученный ожиданием встречи.

Вопрос, почему он здесь, в столице Грузии, перед Мерабом не стоял. Он желал вернуть себе Лику, печальную и даже со слезами в глазах. …А, увидев, возненавидел – прижимаясь к плечу мужчины средних лет и держа его под руку, его жена весело улыбалась своему спутнику. Он убил бы их сразу, и без разницы, кого первым, но ружья при нем не было. Они поднялись к храму, а Мераб зверел душой и молил бога, чтобы они не задержались там надолго.

К подножью скалы, на которой возвышался храм, проезда не было, поэтому, Мераб ждал их возвращения на центральной улице в сотне метров от подъема в храм и на таком же расстоянии от моста через реку Кура. В бардачке нашел сигареты, выкурил их все, одну за другой, не осознавая – курит он, затягиваясь, или просто пускает дым, от которого мутило, а глаза слезились. Тут он вспомнил, что прихватил из дому бутылку чачи. Достал ее, откупорил и влил в себя половину. Гортань обожгло, внутренности тоже. Переждав неприятные ощущения, задумался, как поступить дальше? Хмель ударил в голову быстро, Мерабу стало легче, только, как поступить – вопрос как бы уже и не стоял: убьет обоих!

Не прошло и получаса, как Лика и ее спутник спустились от храма. Прошли к повороту на мост и по тротуару устремились прогулочным шагом дальше. Она все также держала мужчину под руку, они о чем-то разговаривали, а над грязно-коричневой Курой остановились. Склоняясь над чугунными перилами, мужчина указывали Лики на что-то в сизой дали – желтые «Жигули» сбили их вместе с перилами в реку, автомобиль в недолгом полете блеснул стеклами и исчез под водой…

Горные воды Куры приняли Лику уже мертвой, а ее старший брат, давно покинувший родные места, умер на следующий день.

– …Вы хотели знать, теперь вы знаете…, – выдавил из себя Мераб и впервые его ровный голос дрогнул.

Нордин угостился еще одним шкаликом немецкого шнапса, а Марта, закрыв лицо руками, трясла головой. И вдруг завопила с дивана:

– Мераб, ты животное! Ты дебил! Что ж ты такое, Мераб?!..

Мегрел слушал, но в этот раз его правая рука не взметнулась вверх, чтобы Марта замолчала. Он готов был покинуть нас – он все сказал! Как только его светлые ресницы дрогнули, я открыл перед ним свое личное пространство. Он не вошел в него, но и не закрыл глаза. Решение оставалось за ним – Марта обозвала меня таким же дебилом, вульгарная лицеистка Агне отмолчалась, Нордин заглотнул, причмокнув губами, очередной шкалик шнапса, – Мераб, сделав неуверенный, как мне показалось, первый шаг вперед, остановился у меня за спиной и – исчез.