Голос на последнем слове буквально срывается, и Новиков легко скатывается с подлокотника на диван, прикрывая глаза и пытаясь собраться с мыслями. Он был уверен в том, что ребятам тоже тяжело — осознавать, что такую боль практически каждому здесь причинил их близкий друг, товарищ, одногруппник, было так сложно, и совсем не хотелось в это верить. Но другого выбора не было — реальность жестока, и им придется это принять. И обязательно наказать виновного. Возможно, не обойдется и без самосуда.

— А Леры нет, потому что она Лагранжу любое алиби сделает, какое надо. А если что, то еще и предупредит его обо всем. Я ей не верю. — тихо произносит Максим, пристально посмотрев на Ксюшу, надеясь, что он удовлетворил ее своим ответом. Он все понимал — они подруги, хорошие подруги, но сейчас они не могут так рисковать. Если это Давид — Макс уже пообещал себе, что он лично извиниться и перед Валерией, и перед Александром. Для него всегда что один парень, что второй были некими темными лошадками, в большинстве своем они общались друг с другом. Несмотря на такую длительную дружбу, у каждого было слишком много подводных камней, и не всегда хотелось их вскрывать.

— Но мне кажется, что это Давид. — с уверенностью говорит Макс, тяжело вздохнув. — Он очень странно реагировал, когда к нему подошла Даша. Да и вообще, в последнее время он стал очень скрытный — постоянно куда-то пропадает, до него не дозвонишься, дома его периодически нет.

— Поддерживаю. — выступает Дарья, кивнув. — Слишком уж много агрессии от него в последнее время. Я с вами не общаюсь близко, но даже я это заметила… И Максим, мне действительно очень, очень жалко Яночку.

Она опускает глаза. Раньше она относилась к ним всем постольку поскольку. Эта компания казалась ей наглой, порой неуравновешенной, получающей свои оценки и место в университете исключительно за счет денег и известных, влиятельных родителей. Они казались ей просто фарфоровыми куклами. Красивыми, но фальшивыми. А сейчас же девушка увидела их с другой стороны — как Максим переживает за свою Яну, хотя о них ходило просто неимоверное множество гадких слухов; как Руслан сейчас крепко сжимает руку Ксюши, явно волнуясь за нее; как Витя и вовсе после смерти Наташи просто существует. Они не были куклами, они были живыми, настоящими, и сейчас девушка ощущала это так ярко, что ей хотелось перед ними всеми извиниться просто за свои мысли. Но сейчас было не место и не время. А у них, может быть, когда-нибудь получится подружиться.

— Это не Давид. — тихо сказала Ксюша, опустив голову, и, мягко погладив Руслана по руке, выпустила ее из своего захвата.

— Откуда ты знаешь? — недоуменно нахмурился Максим, скрестив руки на груди. — Я ему вчера звонил, он не брал трубку весь вечер или недоступен был. Так что не понимаю, как ты вообще можешь быть в этом уверена.

— Я была с ним. — внезапно отрезает Орлова и тут же жалеет о своих словах.

Темноволосая искренне не понимала, что ее вынудило вообще сказать это при всех, сказать это при Руслане. Наверное, это было какое-то чувство справедливости и необходимость помочь Давиду, ее природная доброта. Что-то ей подсказывает, что если бы сейчас она не сказала правду, все это повесили именно бы на несчастного Месхи. А ведь и агрессия в сторону ребят, и его пропадания, и сбрасывания звонков — все из-за нее. Ксюша ведь видела, как Давид переживал из-за нее, из-за того, что она не с ним, постоянно нервничал и злился. А теперь… А теперь она просто обязана отплатить ему за это. Пусть и ценой собственной любви к Костомарову. Вообще непонятно, с чего вдруг в ней сейчас проснулась такая жертвенность, такой желание помочь адыгейцу, ведь с каждым днем в ней все сильнее укреплялось понимание того, что любит она Руслана. Но пути назад уже не было. Сказанное назад не возьмешь.

Ксения жалеет об этом в тот же момент, когда видит изумленно уставившиеся на нее зеленые глаза Руслана, в котором сейчас целый спектр эмоций. Во-первых, это непонимание, во-вторых — надежда на то, что она брякнула это просто так, а в-третьих, разочарование. И вот это сейчас было для нее самым страшным — она очень боялась последствий, и вот сейчас, именно в этот момент она ощущала, насколько же она идиотка. Как она вообще могла повестись на Месхи, как могла предать этот чудесного парня, который смотрит сейчас на нее с таким разочарованием.

— У вас что-то было? — тихо спрашивает парень, не отрываясь глядя ей в глаза. Вот сейчас утаивать от него ничего не нужно было. Лучше говорить правду. Для Костомарова сейчас вообще все общие проблемы отошли на второй план — казалось, еще чуть-чуть и его сердце просто разорвется от боли и разочарования в той девушке, которую он, фактически, боготворил, сделал для себя нимфой, готов был строить ей памятники и фонтаны. Он был словно в каких-то розовых очках все это время. Очень жаль, что обычно такие розовые очки разбиваются стеклами во внутрь.

— Да. — тихо отвечает ему девушка, не в силах больше выдерживать этот пронзительный взгляд, и отворачивается от парня. Ксюша уставилась в пол, надеясь, что больше никогда не посмотрит на Костомарова. Потому что она сгорит от стыда, если хоть еще раз на него взглянет.

Раздается звон. Из рук Костомарова вылетает уже пустая кружка из-под кофе и с громким звоном разбивается. Но непонятно, что это разбилось сейчас — кружка или его сердце. И то, и другое, пожалуй. Какое-то время он молча открывает и закрывает рот, словно выброшенная на берег рыба, и силится хоть что-то сказать. Выходит плохо. Мысли в голову не идут.

— Понятно. — тихо отзывается Руслан, опуская взгляд в пол точно также. Это единственное, на что его хватило — голос был сдавлен, в нем буквально слышалось все то, что читалось у него на лице. И одной из таких вещей была подавленность.

Казалось, что все сидящие сейчас здесь наблюдали за разворачивающейся драмой. Никто даже предположить не мог, что сейчас все повернется так. Судьбы разваливались и это было невооруженным взглядом, а их компания фактически трещала по швам. И больше она уже никогда не соберется вместе. Максим и Руслан сейчас понимали это максимально отчетливо — больше не будет дружеских посиделок, песен под гитару, вечеринок в особняке Костомаровых, летних коротких встреч, совместной учебы. Все рухнуло, превратилось в пыль и в прах, который осталось теперь только развеять на ветру. На этих обломках ребята уже точно никогда и ничего построить не смогут — слишком велики потери. Слишком много разбитых сердец, сломанных судеб, одна из которых рухнула прямо у всех на глазах. По Руслану было видно, что все — он в полнейшей прострации, видимо, пытается что-то сообразить и привести себя в порядок, чтобы решать их проблемы дальше, но он не может.