— На кухне. — отвечает он.

Ксения решительно направляется на кухню, и удача улыбается ей — она находит лекарства в первом же верхнем шкафчике. Она достает оттуда вату, перекись, чтобы обработать ему раны на лице, а потом оборачивается и снова направляется к парню, который уже поднялся и пересел на диван. Радовало, что дома вообще не было родителей и уж тем более младшего брата — не очень бы хотелось, чтобы они застали эту картину в самом разгаре.

Орлова аккуратно смачивает вату в перекиси, а потом осторожно, трясущейся рукой начинает вытирать парню кровь. К горлу подступает тошнота, в этом мало приятного, тем более — после такого стресса.

— Ну чего ты дрожишь то? — тихо спрашивает Месхи, внимательно посмотрев на девушку, осторожно приобнимая ее за талию и притягивая к себе. — Все закончилось.

Ксюша опускает руку, прикусывает нижнюю губу, а после чувствует, как по щекам начинают течь обжигающе горячие слезы. Она всхлипывает, громко и очень отчаянно, ее грудь сотрясают рыдания, и внезапно девушка размахивается и резко ударяет Месхи по его и без того разбитой щеке.

— Это ты во всем виноват! Ты! — кричит она, взглянув ему прямо в глаза. В ее взгляде буквально плескалось отчаяние и боль от расставания, от сложившейся ситуации в целом. Понемногу наступало осознание, и Ксюша, наконец, пришла в себя. Наконец-то наружу прорывались настоящие эмоции, то, что она чувствовала.

— Иди сюда. Все будет нормально. Я тебя люблю. — тихо выдыхает Давид, ласково и немного неловко поглаживая девушку по темным волосам, устало вздыхая.

Ксюша прижималась к нему и плакала, уткнувшись в плечо, а сама понимала то, что она его не любит. Его запах не был родным, от его прикосновений не бросало в дрожь и по коже не бежали приятные мурашки. В его глаза не хотелось смотреть часами, в них не отражались звезды, они не сияли нежностью и добром. И руки его не были такими же ласковыми — он обнимал ее не трепетно, не нежно, а собственнически, требовательно. Поцелуи его не были мягкими и такими невинно-наивными. Как же хотелось отмотать все назад и благополучно забыть, и никогда больше не приближаться к нему. А она же в свое время не смогла сказать ему «нет», за что и поплатилась сейчас.

Давид не был дураком, и сам прекрасно понимал это — Ксюша еще долго будет жить прошлым, сравнивать его с Костомаровым ежеминутно, в каждом его действии будет искать изъяны, которые будут ей не нравятся. Но ничего. Месхи был абсолютно уверен в том, что это все переживаемо, и сейчас он не требовал от нее никакого ответа. Просто уже точно знал, что они будут вместе и дальше, что все у них будет нормально, как у любой среднестатистической семьи. А Руслан… Она его забудет. Рано или поздно, но это сотрется из ее памяти, и тогда там останется только сам Месхи, который никогда не планировал ее оставлять. Он будет ее плечом, опорой, он ее не предаст. А в остальном — стерпится, слюбится. Но Давид ее никуда не отпустит.

«Пусть все мосты сгорят в огне,

Нет выживших в моей войне»

— Она очнулась.

Именно эта фраза разбудила Новикова прямо на следующее утро. Они так ничего и не решили — что делать с Алексом, как его наказать, и что вообще можно предпринять в этой ситуации, потому что стало не до этого. Ксюша осталась с Давидом дома, Руслан уехал к себе и, если честно, Макс вообще не хотел его оставлять — мало ли, что ему может прийти в его творческую и эмоциональную голову. Так что Костомаров был передан лучшим другом фактически на поруки родителям, Макс тонко намекнул, что было бы неплохо приглядеть за ним, потому что здесь все далеко не так просто, как хотелось бы.

Телефон зазвонил прямо в восемь утра, а учитывая то, что парень уснул только в три часа ночи, это было сравнительно рано. Слишком рано. Он едва разлепил глаза и уже хотел было сбросить звонок, но, когда увидел незнакомый номер, нахмурился и все-таки ответил. И как знал — звонили прямо из больницы, причем с достаточно радостной вестью. Макс аж подпрыгнул на кровати — он ожидал худшего исхода, врач ведь запугал их комой и вообще чем только можно было, но Яночка была у него сильной девочкой, и конечно же она выкарабкалась даже быстрее, чем предполагали врачи. Прошло всего каких-то два дня, а у нее уже есть стабильные улучшения. Потрясающе.

Максим уже собирался и думал, как скоро они смогут забрать ее домой, чтобы ее и стены лечили, и вообще он задумывался над тем, чтобы больше никогда с ней не ссориться. Ему хватило и этого раза, когда он ее чуть ли не потерял и все еще продолжал благодарить Бога за то, что этого не случилось. На сборы ушло не так много времени, как он себе представлял — парень быстро натягивает на себя джинсы, первую попавшуюся рубашку. Ему бы очень хотелось заехать в магазин за любимыми лилиями Яны, но почему-то ему показалось, что с цветами, да еще и с лилиями, из больницы его выгонят поганой метлой.

В больницу Новиков приехал буквально через двадцать минут после звонка, абсолютно счастливый, и это читалось у него на лице — глаза сияли, губы были растянуты в улыбке от уха до уха.

— Я к Гончаровой! — на ходу выдает парень, решительным шагом подходя к регистратуре и явно не собираясь задерживаться у нее, ему нужно бежать прямо сразу же в палату. — Куда мне?!

— Восьмая палата. — не сдерживает улыбки та же самая медсестра, которая и сидела здесь, когда рыжеволосую только привезли. — Только осторожно, не кричи, вдруг она спит.