Длинное предложение. Помнится у инквизиторов в подвале, он едва смог пару слов из себя выдавить. Да и эмоции его меня сейчас, как в тот раз не накрывают. И мысли его я не слышу и не чувствую... Значит Лера всё таки себя контролирует.

Контролирует. Но не может мой полубог снести таких оскорблений в наш адрес. В мой адрес.

– Ты смотри-ка, и правда демоняки.
– напрягся мясник, - Что ж вы к нам зачастили, уроды? Давешней весной пол города разгромили. Сейчас тоже. А ну, мужики, готовьсь!

И каждый третий в толпе потянулся за шиворот, выуживая из-за пазухи амулеты.

Уже некоторое время не проявлявшиеся, мои способности сейчас просто взвились на дыбы: я моргнула из-за рези в глазах, а посмотрев вновь на площадь, побледнела. Сжатием, один за другим с лёгкими бликами активировались кулоны на шеях бранигонцев, и как в вакуум, в них стремительно втягивались лежавшие на брусчатке тяжелым облаком Сила и Магия. Мир серел. Силовые потоки, истощившись, опадали тоненькими атласными ленточками. И эта безмагическая серость постепенно расползалась от толпы по всей площади, а стоило её границе коснуться мысков моих сапог, моментально накрыло ощущение, что и я истощаюсь, пустею и таю, утекая в сотню маленьких камушков-амулетов.

С кошачьей грацией ведьмак в три шага переместился, и встал передо мной. От его движения сто тоненьких ниточек, соединявших меня с горожанами, лопнули, и отток сразу прекратился. Лерка закрыл меня собой.

А как же теперь он сам?

Приглядевшись, не смогла сдержать облегченного вздоха: Лера буквально сиял, светился изнутри, полный силы. Толстые канаты его магических потоков чуть пульсировали, и от этих импульсов, веером расходившихся, как круги по воде, безмагическое серое пространство начало смещаться обратно под бранигонцев. Но люди этой перемены не чувствовали. Они двинулись в перед. Сначала осторожно, но с каждым шагом всё смелее, полностью уверенные, что мы колдовать не сможем, и теперь то нас можно поучить уму-разуму, наваляв по первое число.

Мышцы ведьмака напряглись, Лера приготовился к броску, и я поняла, что точно так же, как не осталось в Ульяновске инквизиторов, не останется сейчас в Бранигоне людей.

Но люди и инквизиторы - это разные вещи. И ситуации разные...

Поднырнув под руку полубога, я обняла его, прижавшись щекой к груди, и тихо попросила:

– Лер, остановись. Пожалуйста. Они не виноваты. Это наши жеребцы устроили погром. Люди просто защищаются.

***

Тёплое тельце прильнуло ко мне, и сквозь ткань рубашки я отчётливо почувствовал, как быстро-быстро стучит самое любимое сердце на свете. И несмотря на скорость, звук всё равно был очень мелодичным, тягуче влажным.

Я смежил веки, с упоением втягивая самый лучший по ту и эту строну Граней запах.

– Лера, пожалуйста.

И голос дрожит. Потому что она за них боится.

Наивная дурочка... хотя, правильно боится.

Вот что ответить на её просьбу?

Подняв подбородок, Василиса взглянула на меня своими золотыми глазами и прошептала:

– Перенеси нас, Лер, ты же можешь. Давай просто уйдём.

И оставим за спиной этого хмыря? Ведь откровенная же провокация.

Один вопрос: как этот мужик мог услышать то, что происходило между нами?

И два ответа. Во-первых, никак не мог, не обладают люди таким слухом. А, во-вторых, ничего и не происходило, нечего было слышать.

И каких усилий мне это «ничего» вчера стоило, даже богам неизвестно.

А какими последствиями мне это «ничего» еще аукнется, и представить страшно.

Я ведь уже успел изучить это личико. И ой как не понравилась мне та гамма чувств, что на нём отразилась. И утренний запрет на поцелуи только подтвердил опасения - будет мстить.

Расстояние между нами и бранигонцами стремительно сокращалось, и вот уже между горожанами и нашей «демонической четой» всего тридцать шагов. Сложно было сконцентрироваться на проблеме, когда рядом находилась Васька. Даже если проблема - это две сотни разгневанных мужиков. Хотя, по-правде говоря, настоящей проблемой они не являлись. Скорее досадным недоразумением, тратой времени... но не проблемой. И если бы не гипертрофированная филантропия некоторых, то вопрос можно было бы решить максимально быстро и просто. Но убивать при Ваське, когда она так смотрит, и каждой своей клеточкой, всей своей чистой душой просит этого не делать - я не смогу.

Мысли промелькнули за секунду, и, отметив боковым зрением, что Мрак опять перебежал вперед, закрывая свою хозяйку от толпы, я ответил:

– Мне нельзя переноситься при других, родная. Никто не должен видеть.

И Васька застыла. Я видел, как вспыхнул огонёк понимания в глубине зрачков, а потом моя ведьмочка зажмурилась, и опустила голову.

Это было очень странно. Странно было видеть как моя глупая девочка скорбит по тем, кто желает причинить ей вред. Прямо сейчас желает. Тем, кто еще жив.

– Стой на месте и не двигайся.
– приказал я, выскользнув из её ослабевших рук.

Обогнув Мрака, и пристроившегося подле него Вихря, я еще раз глянул на бранигонцев. Что ж, не убивать, так не убивать.

От первого моего движения три десятка мужиков, находившихся к нам ближе всего, встали на колени и уже не смогли подняться. Всё произошло настолько быстро, что следующие за ними товарищи, не успев сориентироваться, кубарем покатились по брусчатке, перемахивая через головы коленопреклонённых. Еще около двадцати человек успешно выведены из строя.