— Боится! — сказал старик неизвестно о ком.

Лассе исподтишка переводил взгляд с одного старика на другого. Между ними происходило что-то таинственное. Возможно, безмолвный диалог. Улыбались уже оба. Молчали, смотрели друг на друга, ухмылялись. Улыбку Арчи походила на оскал сытого зверя. К примеру, собаки — довольной тем, что хозяин её хвалит. Хо улыбался злобно, словно крыса, не уверенная в том, что сможет отвоевать у собаки кусок хлеба, но делающая вид, что ей всё нипочём.

Постепенно между стариками поплыл воздух — так, как плывёт в жаркий летний полдень над черепичными крышами домов и дорогами. В прохладном пустом зале стало заметно теплее.

Лассе стало неловко и он смущённо кашлянул в кулак. Арчи и Хо вздрогнули и прервали контакт. Они уставились на Мармалена. Мармален потупился и сказал:

— Эна Вендела…

— Ах, да! — Хо снова щёлкнул пальцами.

На этот раз из кухни выдвинулся широкоплечий подавальщик, одетый в брюки и фартук. И больше ничего, даже ботинок. Лассе это показалось уж совсем нехорошо: всё-таки пол холодный, ещё далеко не лето!

Парень тащил сразу два подноса. На одном тарелки, на другом — стаканы и бутылки.

— Почему так долго? — проворчал Хо, наблюдая, как подавальщик ставит поднос со стаканами на стол.

Тот не ответил. Лассе стал помогать сгружать посуду и напитки — тут были ледяной ирнар, бледно-соломенный и слегка пенистый, крепкое тёмно-красное вино и обычное молоко. На втором подносе — пышные блинчики с ванильным соусом, яблочный пирог, нарезанный крупно и посыпанный сахарной пудрой, и маленькие чашечки с запечённым паштетом. Лассен сглотнул слюну. Он не помнил, ужинал или нет. Но не завтракал совершенно точно!

— Угощайтесь, — фальшиво-ласково пригласил старикашка Хо. — А ты, Раш, не уходи. Стой тут.

Арчи потянулся к вину, но отдёрнул руку, едва коснувшись бутылки.

— Принеси чего погорячей, парень, — буркнул он. — Кофе в вашей забегаловке есть?

Лассе, уже наливший себе молока, при слове «кофе» навострил уши. Кофе ему доводилось пить нечасто, но вкус его Мармален уважал.

Подавальщик попал в затруднительное положение. Он молча посмотрел на Хо, получил такое же молчаливое разрешение, и беззвучно, быстро удалился в кухню.

— Что за человек? — спросил Труффо.

— Лишённый эмоций человек. Самый такой… обычный Тёмный маг, наказанный Светлыми.

— Выгоревший? Не похож!

— Не выгоревший. В ваших тюрьмах практикуют — недавно начали, года, может, три или четыре как. Не разделяют их. Просто заменяют все эмоции на одну-две. Этот вот покорный и услужливый.

— А почему не говорит? — спросил Арчи.

— Попросили не болтать, вот и молчит, — тихо и с горечью сказал Хо.

— Вчера он был? — спросил Мармален.

— Разумеется, — кивнул Хо.

— Он мог запомнить тех двоих, что беседовали с эной Венделой, — сказал Лассе. — И мог даже слышать, о чём они говорили! Прикажите ему говорить!

— Сначала я выпью кофе, — осадил рядового Арчи Труффо. — Спокойно и в тишине.

Кофе почти сразу же появился на столе — три крохотных, на два глотка, чашечки на миниатюрных блюдечках. Лассе, обжигаясь, проглотил горьковатый напиток с густым, мощным, горячим запахом, который ещё чуть-чуть — и стал бы осязаемым. И с ужасом увидел, как старики пьют кофе малюсенькими глотками, как лекарство. Они морщились, перекатывали горькие капли на языках, закатывали глаза и блаженно щурились. Они едва двигались, словно издеваясь над Лассе. И снова он ощутил напряжение между Арчи и Хо. Будто канат между ними натянулся. Но на этот раз обошлось без раскалённого воздуха. Только однажды Хо, не ослабляя невидимого натянутого каната, взглянул на Лассе — пристально, внимательно. Выцветшие бледные глаза как будто ощупали рядового с ног до головы. Мармалена пробрала дрожь. Сейчас в стариках чувствовались весьма сильные эмоции, и все, как на подбор, недобрые и несветлые.

— Врёшь, — сказал вдруг старый Хо тихо-тихо. — Врёшь ты всё, Арчи.

— Прикажи слуге говорить, — еле разжимая губы, велел Труффо и залпом допил кофе. Гуща осела у него в уголках губ. Взгляд стал неживой, остекленевший.

«Как внутрь себя смотрит», — говорила про таких Вендела.

Лассе ужалило неприятное предчувствие. Острое ощущение потери.

Подавальщик Раш подошёл, повинуясь зову хозяина, и сел, когда ему сказали сесть.

— Итак, Раш. Отвечай: кто вчера разговаривал с рыжей кучерявой женщиной. Где сидели, что говорили, — начал Арчи.

— Они сказали: маги ложи Страха.

— Называли имена?

— Эна Вендела. Эн Вильермо Лета.

— А третий? — спросил Лассе, и Труффо посмотрел на него уничтожающе.

— Не назвался, — ответил Раш.

Он говорил — как будто часы тикали. Тихо, чётко и без малейших эмоций. Зато у Лассена от этого голоса на шее сзади встали дыбом волоски. Страшный голос. Мёртвый.

— О чём говорили-то? — воскликнул Лассе, слегка стукнув по столу.

Треснула. Столешница треснула. И с Рашем почему-то приключился обморок. Он закрыл глаза и упал со стула сразу после вопроса. Арчи Труффо повёл носом из стороны в сторону и спросил у Мармалена: