В тот же день я подошел к настоятелю и сказал, что готов к исповеди и хотел бы просить его меня исповедовать и допустить к причастию. Настоятель не возражал и пригласил меня на раннее утро, через день. Перед этим только попросил прочитать, как надо готовиться к причастию. Перед причастием следовало с вечера ничего не есть и прочитать на ночь несколько молитв из молитвенника. Я видел тесную связь между православными молитвами и мантрами. И был уверен, что мое состояние спокойствия разума наступило именно из-за того, что я повторял на службах вслед за монахами все эти древнеславянские слова как заклинания. Потому к требованию потратить час перед сном на чтение молитв из книги я отнесся совершенно спокойно.

Наутро, голодный, я пошел на службу и, отстояв внушительную двухчасовую очередь из прихожан (оказалось, что в этот день почти все жители монастыря записались к настоятелю на исповедь и последующее причастие), я впервые в жизни склонил колено и, запинаясь, прочитал с листка священнику чуть ли не всю историю своей жизни. Услышав над своей головой слова прощения, я встал и действительно понял, что что-то изменилось, стало легче дышать будто. Настоятель порвал мои листочки и дал мне их обратно. Я сунул их в карман, пообещав себе их подпалить при первой же возможности. Потом отстоял еще раз в очереди, и меня впервые в жизни причастили. Я съел монастырский хлеб, выпил маленькую чарку особого вина. Вышел из храма часов в одиннадцать. На дворе декабрь, температура минус один. Солнце светит. Пар изо рта. И настроение какое-то просто фантастическое. То ли ритуал и правда имеет какую-то магическую силу, то ли все дело в настрое. Но я действительно почувствовал, что никаких крючков на мне больше нет. И что я действительно могу идти дальше. И еще мне на мгновение показалось, что бояться мне в принципе нечего, так как я под защитой. Вот с такими ощущениями я вышел со своих первых в жизни исповеди и причастия. Каменные плиты под ногами пели в такт моим шагам, а на душе пели птицы. Я решил пройтись по территории монастыря к своему любимому пруду. Сел на лавочку напротив креста и уставился на водяное зеркало. Тут же ко мне рядом присел Гриня.

– Ну что, как ты? – спросил он, имея в виду мои ощущения после исповеди.

– Отлично. Даже и не думал, что может быть такой эффект. Это в сто раз круче, чем к психоаналитику сходить! – искренне ответил я.

– К психоаналитику! – засмеялся мой монастырский товарищ. – Ну ты скажешь!

– Ну а что… просто мне больше и сравнить-то не с чем. Я, правда, у психоаналитика был лишь один раз. С женой ходил. Проблемы брака разбирали. Там выскажешься – и чуть легче становится. А тут высказался – и вообще ощущения, что вот-вот взлетишь.

– Ну, главное – не нахватай теперь камней в карманы слишком быстро. А так да, летай, почему бы и нет, – Гриня прищурился своим фирменным прищуром и стал похож на настоящего беса.

Ну реальный бес, только что делать бесу в монастыре?

Потом мы сидели минут двадцать в полнейшей тишине. Не знаю, о чем думал в это время Гриня, но лично я ни о чем не думал. Я просто разглядывал белоснежное отражение монастыря в озере. Мне было как-то так легко и хорошо, как никогда еще в жизни. А Гриня, видимо, о чем-то все же думал.

– Ну что, искупнемся напоследок? – спросил Гриня и сразу же встал с лавочки.

– Ну искупнемся, конечно. Только почему напоследок-то?

– Да мне кажется, что ты скоро уедешь. Да и нечего тебе здесь делать. Ты это и сам понимаешь, – ответил Гриня, удаляясь.

Я встал и побежал за ним. Мы зашли в купель на источнике. Разделись и молча, по очереди, по три раза окунулись в ледяную воду. Не могу сказать, что купаться мне стало проще. Напротив, теперь даже было сложнее, так как я знал, какой именно шок ждет меня в воде. Потому внутри меня все сжималось от одной мысли об этом адском холоде. Но удивительное дело – тело как-то послушнее преодолевало эти несколько ступенек и погружалось в воду. Да и в глазах не темнело уже. Видимо, срабатывал эффект закалки.

Вода в этот день была особенно холодная. Я выскочил из источника как ошпаренный. Долго прыгал, махал руками. Но уже без матюков и причитаний. Потом мы оделись, и я пригласил Гриню попить у нас чаю с мармеладом. В нашей комнате «на воротах» никого не было. Я заварил в литровой банке крепкий черный чай, распаковал коробку мармеладных долек. Мы сели на мою кровать, ели мармелад и пили чай.

– Наверное, ты прав. Мне действительно надо уезжать. Сколько я могу здесь прятаться. Я вот ощущаю, что уже готов к тому, чтобы встретиться со своими проблемами и разобраться с ними. Наверное, пришло время пути. Что-то я тут нашел, что-то понял… или мне кажется, что нашел. Только не знаю я пока, с чего начать. А ведь так часто бывает, что не знаешь. Нужно делать шаг вперед, а там уж разберусь. Да? – рассуждал я, запивая лимонную мармеладную дольку крепким сладким чаем.

Гриня ответил не сразу. Он сделал несколько глотков горячего напитка (он все время дул на чашку, как когда-то делала моя бабушка). А потом сказал:

– А с чего ты взял, что, говоря, что ты уедешь, я имел в виду, что тебе пора вернуться обратно? А может, у тебя есть вариант поехать дальше? А? Мне кажется, ты хочешь начать новую жизнь. Другую совсем. Но что у тебя есть для этого? А если бы я сказал тебе, что кое-где лежат, просто лежат, спрятанные очень большие деньги – настоящий клад, как в авантюрном романе? Лежат и ждут, что кто-то приедет и заберет их? И, кроме меня, никто не знает, где они. А я вот знаю, но они мне без надобности… Так вот, если бы я тебе сказал, где эти деньги, разве не лучше бы тебе было сначала поехать за ними, а уж потом возвращаться к себе разгребать все то дерьмо, о котором ты даже стесняешься мне рассказать? А?

Я застыл с маской удивления на лице. А мой собеседник спокойно допил чай, достал из пакета вишневую мармеладку, завернул ее в бумажечку и сунул в карман.

– Вкусно очень. Вечером дома чай попью, – пояснил он и, встав с кровати, пошагал к выходу. У самой двери остановился, обернулся и продолжил: – Почти пятнадцать лимонов долларов американских воровского общака. Я расскажу тебе, где они. Я сам лично их туда упрятал. Только ты выполнишь одну мою маленькую просьбу.