— Помирать я сам пока не планирую, — хмыкнул Майкл. — Так что волноваться тебе не о чем. Ладно, шеф, — улыбнулся он, назвав Джеймса на манер парней, — не буду тебя больше сегодня напрягать. Ляг пораньше, не утомляй без необходимости спину.

— Волноваться есть, о чем. Ты ведь без учебки. Все остальные — профессиональные военные, сделавшие смерть своей профессией. А ты… — Джеймс вздохнул, посмотрел на Майкла как-то по-особенному и положил руку ему на плечо. — Ладно, пошли… Дашь мне свою мазь, доктор.

В его голосе, обычно таком жизнерадостном, на этот раз слышалась тоска, но несмотря на это у Майкла потеплело на душе. Чем бы ни руководствовался Маклейн, заботясь о нем, ему было действительно не все равно.

Майкл улыбнулся и, вместе они дошли до его каюты. Но перед самой дверью вдруг резко остановился.

— Кого у тебя забрала война?

Сейчас он сделал то, что делать не собирался. На самом деле Майкл терпеть не мог, когда кто-то пытался лезть в душу к нему, поэтому сам так никогда не поступал. Но отчего-то, по каким-то необъяснимым причинам, в эту самую минуту было важно узнать, что причиняло Джеймсу боль не только в спине, но и в душе.

Джеймс долго смотрел на него, а потом резко отвернулся.

— Правильнее не кого, а что, — сказал он горько. — Сердце. Радость. Любовь. Все это сгорело в обломках шаттла с одним человеком… — тут он снова поднял глаза и твердо произнес: — Любовника. Если называть вещи своими именами. И мне плевать, как ты к этому относишься.

Джеймс закончил говорить, а Майкл все стоял и молчал. Слишком объемная, слишком увесистая новость никак не могла осесть в мозгу и вызвать хоть какую-нибудь, кроме молчания, реакцию. Удивительно, но прожив бок о бок с человеком два месяца, он — врач! — не разглядел боль в его глазах и камень в сердце.

Однако сказать, что он и сейчас все понимает, Майкл не мог. При всем своем желании Майкл не мог принять такой факт, когда мужчина любит мужчину. Абсурд ведь! Секс — еще куда ни шло — с огромной натяжкой, конечно, но если постараться, понять получится. Замкнутое пространство, отсутствие женщин, да и удаленность от всего привычного — наверняка все это вполне может подтолкнуть одного мужика к другому. Но причем же здесь любовь, когда речь идет о похоти?

— Как я к этому отношусь — это мое дело, — казалось прошла целая вечность, перед тем как Майкл заговорил. — Но… Мне жаль.

Последняя фраза прозвучала так сухо, что заподозрить Майкла в искренности мог только наивный.

— Нет, не думаю, что это так… — покачал головой Джеймс.

Доказывать обратное Майкл не стал, да и не хотел.

— Сейчас мазь дам, — сообщил он и открыл дверь в каюту.

— Шеф! — обрадовался Рич, первым заметив их в дверном проеме. — Заходи!

Впервые Майкл посмотрел на него другими глазами. А что, если Рич тоже любит?.. Ведь если рассуждать отвлеченно, Джеймс был больше, чем кто-либо, достоин любви.

"Сердце. Радость. Любовь. Все сгорело…"

Майкл рылся в своей тумбочке в поисках мази и все прокручивал в голове эти слова. В первые дни после катастрофы, когда Селен еще не вернулась к нему, вся та боль, весь тот надрыв, что прозвучали в голосе Джеймса, жили и в его душе тоже. Он нашел наконец мазь, вышел в коридор к так и не зашедшему Маклейну и, вручая ему тюбик, задержал его в руке.

— Джеймс, мне жаль, — повторил он, и теперь это прозвучало действительно искренне.

Джеймс улыбнулся — сначала слегка, совсем едва заметно, а потом улыбка его стала шире:

— Все нормально, Майк. Подъем как обычно, — он повысил голос так, чтобы его могли услышать все парни в каюте. — И да, спасибо за массаж, — добавил тише, махнул рукой на прощание парням и вскоре скрылся за поворотом.

Майкл проводил его взглядом, и лишь когда шаги по коридору совсем стихли, вошел в каюту.

— Массаж? — настороженно переспросил Рич.

— Массаж, — бросил Майкл и улегся на койку, рассматривая потолок. Возможно, сейчас он сгущал краски, но его никак не покидало ощущение, что на этот раз слукавил Джеймс. Нет, он не лицемерил с ним, но не была ли его вечная улыбка лишь сияющей маской, за которой прятались горечь и тоска?..

За следующие несколько месяцев он так и не нашел ответа на этот вопрос. Джеймс был таким же, как и всегда — вечно веселым, внимательным к чужим нуждам. Он улыбался всегда и всем, и ни разу — Майкл мог поклясться в этом! — его улыбка не была фальшивой. Вот только теперь он знал об Джеймсе Маклейне нечто такое, что каждая эта ослепительная улыбка трогала какие-то струны внутри.

Отношения с Ричем снова испортились. Теперь Майкл не сомневался — тот отчаянно ревновал его к шефу после того, как узнал про массаж. Тем более, что спину Маклейну Майкл все-таки выправил, хоть на это и понадобилось почти два месяца. Иногда Майклу казалось, что Джеймс сделал это нарочно — поблагодарил слишком громко — чтобы Рич наконец поумерил пыл, но, к несчастью, расчет не оправдался.