официально вручалась семейная печать, дающая право не

только носить фамилию мужа, но и претендовать на его

состояние. Внизу струилась витиеватая роспись Доара. Глядя

на сложный росчерк, я выпрямилась на стуле и спрятала под

крышку стола сцепленные в замок нервные руки. Светлые боги,

как мы до этого дошли?

Совершенно точно у меня в мыслях не было становиться

«риатой Гери» или объявлять всем, что чистокровная эсса

решила выбрать судьбу эсхардской женушки. Провоцируя

Доара, я не только превзошла в невыносимости собственную

мать, но и сама себя загнала в ловушку.

– Поставьте свою подпись и закрепите личной печатью, -

велел стpяпчий.

Он раскрыл стоявшую а столе шкатулку и повернул в мою

сторону. Под крышкой на бархатной подушке покоилаcь

серебристая печать из триана. На гербе семьи Гери скалился

разъяренный грифон.

– Пока моя,твою печать скоро изготовят, - сухо пояснил

Доар, решив, что я не проявляю ни бурной радости, ни злой

иронии из-за недовольства размeром оттиска. - Подписывай.

По столу скользнуло знакомое перо, закрытое золотым

колпачком. Следовало его поймать, но я не пошевелилась.

Перо прокатилось до края и сорвалось на пол.

– Аделис? - вопросительно изогнул брови Доар.

– Нeт, - едва слышнo выдавила я.

– Что ты сазaла? – в его голосе появилась опасная

вкрадчивость.

– Я не могу! – громко повторила я. – Все слишком далеко

зашло.

Мгновенно в глазах Доара вспыхнула ледяная ярость, не

оставив во взоре привычной снисходительности.

– Оставьте нас! – приказал он, а когда риаты в

замешательстве помедлили, то вышел из себя: – Почему я

вынужден повторять? Все вон!

Мы остались одни, утопающие в пронзительной тишине и в

серых осенних сумерках. В воздухе разливалось напряжение

столь ошеломительной силы, что выдержать его даже мне не

хватало характера. Я сжимала под столом кулаки, невидяще

таращилась на бумаги перед собой и чувствовала жалящий

взгляд Доара.

– Выходит,тебе не нужна печать? – медленно произнеc он.

– Нет, - не поворачивая головы, отказалась я от супружеских

привилегий.

Пауза – длинная, страшная. И Доар cорвался. Тишина

взорвалась грохотом. Одним махом он сбросил на пол

бумаги,тяжелую мраморную чернильицу и шкатулку с

печатью, со стуком проскакавшую по паркету. На моем

простом сером платье остались чернильные брызги. Охнув, я

отпрянула от стола и вскочила на ноги.

– Демоны тебя раздери, делис Хилберт! – т гнева лицо

Доара побледнело, а глаза – потемнели. – Клянусь, с тобой

рехнуться можно! Ты не просто непоследовательна, а

абсолютно невыносима!

– Вот именно! – выкрикнула я, забыв о том, что благородные

эссы даже под прицелом арбалета не повышают голос. - Что

мне еще сделать,чтобы ты согласился вернуть брачные

клятвы?! Для тебя так вано получить должность, что ты готов

терпеть невыносимую пустышку в доме?

– Да! – Он мгновенно сменил тон, но в сдержанном голосе

звучала угроза. - Для меня это важно настолько, что я готов

терпеть в доме не просто невыносимую пустышку, а тебя.

Доар придвинулся, но злость нe позволила мне отступить и

сохранить безопасное расстояние.

– Но я не готова оставаться твоей женoй и не желаю жить в

твоем доме, – смутно осознавая, насколько близко мы стоим,

прошипела я.

– Вcе же будь последовательной, делис. Ты сама решила

сюда переселиться, – изогнул он бровь. – Не помнишь?

У меня вырвался издевательский смешок. Светлые боги, как я

сразу не догадалась? Когда он вышвырнул меня из кареты возле

гостевого дома, как ненужный дорожный сундук,то понимал,

что я явлюсь в дом по собственному желанию. Пять лет

прошло, а он разгадывал меня легче, чем детские шарады!

– Я даю тебе все: защиту, деньги, дом. Готов выполнить