Она набрала в легкие воздуха, еще не зная, что ответит Лиде на такое ее откровение.

Мимо проплыл ярко-красный воздушный шарик — и обе они отвлеклись на него. Он двигался ровно, на одной высоте. Вскоре сбоку от стойки показался ребенок, с круглыми щеками и усталым видом. В руках, к одной из которых был привязан шарик, ребенок держал большой белый стакан молочного коктейля.

Ребенок уставился на Лиду и сверлил ее раздражающим взглядом, пока его не догнала мать и не повела к лифту.

— Мороженого захотелось, — сказала Лида, вставая. — Тебе купить?

Гата не хотела перебивать аппетит перед обедом и отказалась. Лида упорхнула, оставив Гату совсем озадаченной: к вопросу, в каком все-таки виде послать Сереже свой рассказ, прибавилось еще раздумье о Лидиных словах насчет опасности больших желаний.

Те четверть часа, пока Лида ходила покупать мороженое и (как Гата точно знала, ела его у входа в комплекс, на солнышке), Гата смотрела на открытый файл со своим рассказом. В мыслях у нее эхом звучали слова Лиды и блуждали воспоминания — сколько еще знакомых сделало такие же выводы? кто еще решил отказать себе в желаниях, выбросить надежды, опасаясь их крушения? А ведь у Лиды и у других таких осторожных женщин еще не было в жизни никого, кто мог бы их предать, им изменить, их бросить… Еще никого не было, а они уже испугались и отказались!

Это потому, что у нее, у Гаты, такой предатель был.

Он обманул ее одну, но так думал он сам, и так думала она до сегодняшнего дня. А оказывается, он заставил чувствовать себя обманутыми многих!

И разве заслуживает такой распространитель страданий и страхов какого-то простого забвения? Да, она решила больше не думать о Вите, но сейчас ей не казалось это решение справедливым и соответствующим тем бедам, которые он запустил в мир своей изменой.

От этих тесных и душных раздумий, что-то уже не относящееся к Вите, что-то, что Гата сочла общей обидой всех брошенных женщин и страхами еще неопытных девушек, что-то, что требовало наказания не для конкретного человека, а для ситуации, для подлости вообще, что-то взывающее к отмщению вне понятий милосердия, — это что-то посмотрело на строку с «пусть он утонет», потом повело курсором, закрывая документ, проследило, верно ли указан получатель и подтолкнуло Гату нажать кнопку «Отправить».

«Да, — сказала себе Гата в оправдание, глядя на «Письмо отправлено», — в конце концов, я этого хотела искренне, потом хотела проверить, сильна ли будет такая искренность. А теперь — слову место».

Она отстучала короткое сообщение в соцсети, где поздоровалась, напомнила о себе и сказала, что рассказ на почте. В ответ быстро прилетел веселый смайлик.

Сверху упала тень, оказавшаяся радостной Лидой.

— Я кое-что придумала! — выпалила она.

— Облизнись, у тебя след от шоколада в углу рта.

Лида достала бумажный платок и, одновременно утираясь, заговорила:

— Я придумала. Вот смотри: ты страдаешь по Вите, и ты страдаешь из-за звонков своей мамы. Вспомни поговорку: «Самый простой способ убить двух зайцев — это натравить и друг на друга». Ты не думала, что если сможешь организовать все так, чтобы твоя мама начала общаться с Витей, то они аннигилируют?

«Слова-то какие», про себя вздохнула Гата и встала. Наступающее обеденное время обещало наполниться волнительным ожиданием ответа от Сережи, трескотней Лиды о каталогах июля или ее новыми внезапными откровениями, которых больше одного в день не хотелось.

Гата задвинула кресло впритык к столу и взяла сумку:

— Я попрошу тебя больше о Вите мне не напоминать. Никогда. Иначе мне придется сурово отстаивать право на то, чего я не хочу. А я не хочу больше думать о нем. Это злит и причиняет боль, а сегодня ты не первая, кто давит на меня, напоминая и загоняя меня обратно в боль и злость. Я не хочу больше поддерживать этот костер. Эти мои чувства не только не нужны, но еще и вредны. Для тебя они тоже имеют последствия. Весьма неприятные, потому что ты, косясь на мои неудачи, боишься жить собственной жизнью и любить собственной любовью.

Лида выгнула брови от удивления. Чтобы не пугать ее резкостью, Гата чуть улыбнулась, хотя понимала, что улыбка больше напряженная, чем подбадривающая.

— Я куплю наверху что-нибудь с собой и прогуляюсь до парка, — сказала она. — Погода хорошая, да и надо отвлечься.

— От чего?

— Я этому мальчику свой рассказ послала. Как думаешь, ожидание пройдет в спокойствии?.. Вот. Я лучше пройдусь. Как вернусь, ты пойдешь поешь нормально, а не мороженое на улице.

Лида смущенно отвела взгляд.

Уже отойдя к эскалатору, Гата услышала хлопок по стойке и звучный голос:

— Девушка! Разменяйте мне, а то в магазинах у вас идиоты какие-то, сдачи у них нет.

Гата обернулась и показала поникшей Лиде поднятый большой палец: «Держись, милая! Ты победишь, если сумеешь объяснить, что ты не касса».

1

Район был исключительным не только из-за старого кладбища, окруженного со всех сторон зданиями и улицами. Здесь раскинулась еще одна городская роскошь, с точки зрения застройщиков, непозволительная — парк. Небольшой, но уверенно занимающий территорию, на которой можно было бы возвести или пару жилых комплексов с элитными многоэтажками, или десяток зданий, предназначенных для продажи автомобилей, мебели и строительных материалов. Можно было бы, но не получалось. Парк стоял, зеленел и не отдавал свою землю ни под какие нужды коммерции. Даже вход в него был бесплатный.