– - "На тебя, дядя, не угодишь", -- сказала Любка и разрешила до весны катать себя на санках. Сплю укутывал ей ноги стареньким тулупом и, впрягшись, волок санки в нужном Любке направлении.

И в третий раз восстал майор, и пригрозил учинить над женой сексуальную революцию, и обещал изменить ей с какой-нибудь подъездной бабкой, но Любка и теперь успокоила его обещаниями:

– - Милый дядя, ну что тебе стоит! Ну накопи ты эти треклятые сто рублей -- и я твоя... Так просто: денюжка к денюжке...

На досуге Чертоватая много размышляла о перманентных домогательствах супруга и однажды объявила ему:

– - У тебя такие мысли бродят оттого, что ты много жрешь. Посмотри, какой ты толстый, какой ты безобразный! Тебя можно ударить кулаком в живот, и ты даже не почувствуешь боли.

После этого заявления Клавдий Иванович был лишен и радости есть досыта. Отныне стоило бедолаге уединиться на кухне, как из комнаты кричали: "Уйди оттуда, а то сожрешь чего-нибудь!" И единственное место в квартире, где он до поры до времени чувствовал себя свободным, было в сортире. Но и там однажды вездесущая Чертоватая подкараулила Сплю, отвыкшего на военной службе от задвижек и защелок, распахнула дверь по своей нужде и увидела такую картину: сидит муж на унитазе, кусает от батона и запивает молоком.

– - Ах ты, говнюшка!
– - закричала она.
– - Нашелся теленок молоко хлебать!.. Треснуть бы тебя чем-нибудь так!..
– - она отняла и молоко, и хлеб, ушла на кухню и взяла сковороду.

– - Иди сюда!
– - приказала Любка и, когда муж подошел, невинно хлопая глазками, треснула его сковородой по голове.

– - Нечего дома штаны просиживать, -- сказала она, потушив ярость в ударе.
– - Сходи вниз и послушай, что обо мне бабки сплетничают.

Идти вниз для этого не стоило, потому что бабки стояли на лестничной клетке, прислонившись ушами к замочным скважинам. Сплю открыл дверь, закрыл и доложил жене:

– - Го-во-рят-что-ты-ме-ня-бьешь-а-я-ду-рак-тер-плю...

На следующий день майор, науськанный старушками, завел разговор о равноправии супругов, а Любка в ответ притащила со склада рулон китайского линолеума. Линолеум, если его развернуть и посмотреть сверху, был похож на аквариум, в котором плавают морские драконы. Увидев его, начальник райпищеторга товарищ Примеров чуть не умер от зависти. Любка постелила линолеум в кухне и вообще закрыла мужу дорогу к холодильнику. Сама она ходила по драконам босиком и предварительно вымыв ноги. Чтобы супруг мог как-то питать тело, Любка протянула через кухню стальной трос с крюком. На этот крюк она подвешивала за шиворот мужа и отвозила к столу. Сплю падал на табуретку, складывал ноги по-турецки и ел.

Было у крюка еще одно преимущество: если майор сильно надоедал, Любка отвозила его в дальний угол кухни, и там Клавдий Иванович висел вместе с постиранным бельем, никому не мешая...

От жизненных утеснений Сплю счал чахнуть и морщиться. Он слонялся по улицам и плевался во все стороны. Когда ветер дул ему в лицо, майор ходил весь оплеванный. Он уже решил сбежать в свою собственную комнату, опять накинуть шинель и пойти покомандовать на коммунальную кухню, но Любка, словно догадавшись, сдала ее внаем подружке, которая приехала в Сворск искать сожителя из чинуш, карабкающихся по служебной лестнице.

Тогда Сплю сам себе приказал и храбро кинулся в атаку. Он упросил Столика написать жалобу на Чертоватую, потому что сам умел только подписываться. Столик с алчным блеском в глазах откликнулся на просьбу друга, но не сдержал себя ч тотчас раззвонил по всему городу. И когда Клавдий Иванович подошел с кляузой к редакции газеты, два бугая, посмеиваясь и балагуря, вынули из его кармана сочинение Столика и слегка помяли Сплю бока. Крики: "Ка-ра-ул! Ме-ня-бан-ди-ты-у-би-ва-ют!" -- не спасли. Проходившие вблизи граждане испугались и криком Сплю, и писчебумажных рэкетиров.

Но майор пошел напролом, он вообще не умел останавливаться. Вспомнил, что такой же, как все, даже чуть-чуть получше, и пошел, кинулся Куриляпову в ноги, стал бубнить жалобные слова, пока не разревелся.

Хотя редактор больше любил перегрызать людям горло, чем помогать им в беде, к делу майора он отнесся сочувственно, потому что ненавидел Любку: на многократные виляния хвостом и просьбы кормить его продуктами с базы она неизменно складывала из пальцев фигульку. Куриляпов послал к Чертоватой корреспондента и велел хорошенько припугнуть.

С этой встречи завязалась дружба Куриляпова и Сплю. У них оказалось очень много общего, даже размер противогаза совпал. Оба могли ночь напролет резаться в карточную игру "пьяница" или пить спирт, разбавленный пивом. Некоторое время они не могли даже жить друг без друга и ходили по городу в обнимку. Тогда-то редактор и пристроил Клавдия Ивановича на полставки в отдел писем. Отдать ставку целиком Куриляпов не решился: кто-то ведь должен работать в отделе.

Отгремели громы несчастий, отполыхали молнии в глазах Чертоватой, и над головой Сплю повисла радуга общественного признания. Но Сплю хотел нимба и не только вокруг головы, вокруг тела -- тоже. Он жаждал, чтобы люди, завидев его издали, хлопали в ладоши, поэтому поклялся публично посвятить остаток жизни Домсовету и был выбран председателем. Общественной работе майор стал отдавать больше чем мог. Вечерами он падал без сил на тюфяк в коридоре и не обращал внимания на раздевающуюся жену. Он даже порнографическую открытку потерял в подвале. Правда, пользы от его усердных стараний не было никакой, но Клавдия Ивановича польза занимала в последнюю очередь. Главное, он крутился в центре, как приводной винт юлы, а все крутились вокруг него и признавали за "чуть-чуть получше". Тем же, кто в упор не хотел это замечать, Сплю делал гадости и поневоле заставлял обращать на себя внимание...