Я немного заржавел без того энтузиазма, который у меня был раньше, но мог влиться в это снова. Готовка. Во мне по-прежнему была зарыта страсть. Закопана внутри.

Ужин стал хитом, и без шуток, я был доволен, когда после этого Джулиан рухнул на диван, объевшись. Наступила темнота, вдали взрывались фейерверки, и я уцепился за своё хорошее настроение.

«Ничего крепче пива», — продолжал я себе говорить.

У нас в доме больше не было никакого алкоголя, но это не значило, что рядом нет бара или двух. Но я справлюсь. Это были не болезненные старания. Мне просто нужно было немного свыкнуться со своим мозгом. Всё это было в голове.

Пока смотрел фильм, Джулиан начал спрашивать меня об актёрах, с которыми я работал. Он был слегка ошеломлён, когда я рассказал ему несколько своих любимых воспоминаний со съёмок. Я сомневался, что он любит сплетни, но он хорошенько посмеялся, слушая некоторые выходки актёров-див.

— У большой Софи Пирс есть какие-нибудь скандальные требования, когда она работает? — спросил он.

Я покачал головой.

— Не особо, если не считать трейлеры побольше. Они с Теннисоном совмещают свои графики так, чтобы не приходилось проводить врозь больше недели. Так что когда один работает, другой обычно рядом, с детьми.

— Звучит мило, — Джулиан усмехнулся. — Они действительно Милашки Америки, как уверяет нас пресса?

Я фыркнул.

— Ты читаешь жёлтую прессу? Тебе следует быть умнее.

— Есть то, чего нельзя избежать, — возразил он в свою защиту.

К несчастью, это была правда. Слухи в ЛА были громкими.

— Они чертовски идеальные, да, — ответил я. — Они ссорятся и ошибаются, как любая пара, но они в одной лиге с твоими и моими родителями. Они становятся сильнее, и в отличие от моей милой бывшей девушки, они остаются верными.

Были ли Эмма права, говоря, что я всегда сравниваю нас с Теннисоном и Софи?

«Всегда» было громким словом, но может быть, мои ожидания были завышенными. Опять же, кто бы не хотел того, что было у моих друзей? Я полагал, что в этом отношении мне нужно всё или ничего. К чёрту смирение. К чёрту её измену.

Лоб Джулиана нахмурился, и он немного колебался, прежде чем спросил:

— Она тебе изменила?

Верно. Я не говорил ему, почему мы с Эммой расстались.

— Ага. Я застукал её с каким-то парнем, которого она подцепила в магазине, — я потянулся за своим пивом и выпил сразу половину. — Это было за день до падения самолёта.

— Боже, — Джулиан поморщился. — Мне жаль.

Всё было так, как было. Думать об Эмме было не так больно, как несколько недель назад. На фоне всего происходящего её предательство побледнело, и так стало легче двигаться дальше.

В ту ночь было сложно уснуть.

Нахлынула скука, что я считал хорошим знаком, и я крутился в кровати, пока не сдался. Надев спортивные штаны, я пошёл в гостиную, смотреть телевизор.

Я купил Джулиану плоский телевизор, но себе в комнату такой не хотел.

Сценарий по-прежнему лежал на кофейном столике.

«К чёрту его».

Я поднялся, чтобы сварить кофе и почитать сценарий, но как только дошёл до кухни, услышал в коридоре сдавленный крик. Джулиан говорил мне, что время от времени ему снятся кошмары.

Сменив направление, я прошёл по коридору и прислушался к звукам за его дверью.

— Прекрати смеяться, Лин, — услышал я его бормотание. — Я серьёзно. Не садись на этот рейс.

— Чёрт, — прошептал я. Ему снилась его сестра, и он… что, пытался её предупредить? Это не могло закончиться хорошо.

Джулиан злобно ругался, и из его комнаты послышался глухой стук, который заставил меня потянуться к дверной ручке. Затем я стал ждать. Некоторое время было тихо, но, в конце концов, я услышал, как он ходит.

Я пару раз стукнул в дверь, прежде чем открыть её. Меня охватило беспокойство, когда я понял, что он плачет, но вместо того, чтобы его успокоить, это заглушило и обездвижило меня. Я полагал, что моё впечатление о Джулиане не полное. Я знал, что он отчасти робкий и осторожный. Но когда на нём были только пижамные штаны, открывались татуировки вдоль его грудной клетки, один проколотый сосок, и этот маленький засранец курил в окно сигарету.

Но пока курение я проигнорировал.

Глядя на него, было легко увидеть его борьбу. Он пытался держать боль в себе, но у него не получалось. Он настороженно смотрел в ответ, но затем вроде как сдался. Он опустил голову и потёр глаза, слёзы потекли свободно.

— Ненавижу терять их снова и снова, — прохрипел он. — Почти каждую ночь одно и то же.

Я закрыл за собой дверь и подошёл к окну. Было темно, но уличные фонари обеспечивали достаточно света, чтобы видеть, что он в чёртовом беспорядке.